Любить Человека: Кончиками пальцев…

Доброван Юлия

– О, чего только стоит мой портрет, правда, Кристофер? – в беседу снова нагло вклинился виконт Монтини. – Какие краски, какие линии… наш Гарольд покорит весь мир!

– Вне всякого сомнения, – поддержал его мистер Тёрнер, добродушно улыбаясь, и я снова почувствовал, как потеют ладони.

Он меня знает. Знает! Он видел мои работы, наслышан о моих успехах и теперь лично знаком со мною, а это значит, что мои шансы гораздо возросли. Осталось лишь прекратить молчать как полный кретин и договориться, наконец, о совместной работе.

– Прошу меня простить, дорогие мистер и миссис Уокер, виконт, друзья… Вынужден откланяться. Это был великолепный вечер, и я безумно

рад новому приятному знакомству, но мне, к сожалению, пора.

Он скривился так, словно слова причиняли боль. Хотя на деле всё обстояло ровно наоборот: больно делалось мне. Я снова упустил свой шанс. Не успел. Не сумел заставить себя открыть рот, и теперь он спешно целует руку моей Грейс и прощается, а я… Что ж, быть может, это и к лучшему. Не хотелось бы делать столь важное для меня предложение в присутствии виконта Монтини и совершенно незнакомых людей. У меня ещё будет шанс. Будет, я уверен. Причём довольно скоро. А пока… пока мне стоит переварить события минувшего вечера и привести мысли в порядок, чтобы при следующей встрече произвести максимально положительное впечатление.

– Кристофер, дорогой, ну куда же ты так рано? – елейным тоном протянул виконт, фамильярно хватая мистера Тёрнера под локоть. – У нас ещё столько времени! Может, выпьем вина или поужинаем где-нибудь в ресторанчике на Мэрилебон?

– Не сегодня, сэр, не сегодня, – мягко отрезал Тёрнер, ловко высвобождая руку из цепких пальцев виконта. – Увы.

Ещё раз обведя всех нас добродушным взглядом, он улыбнулся, кивнул на прощание и поспешил к лестнице.

А я вдруг поймал себя на том, что испытываю постыдное, недостойное мыслей порядочного джентльмена желание переломать Монтини все пальцы.

– Что ж, нам тоже пора, – сказала Грейс и потянула меня к выходу, пока виконт не опомнился. – Я очень устала. Доброй ночи, мистер Монтини.

***

Домой мы попали только спустя два с небольшим часа. Прогуляться вечерними улицами оказалось верным решением: разогретая за день брусчатка щедро делилась остатками тепла, а поздний закат оказался на удивление красочным. Сиреневое небо неторопливо делалось серо-чёрным, широкими перьевыми мазками впитывая подступающую ночь. И первые звёзды жёлтыми совиными глазами засияли лишь ближе к полуночи.

Грейс молчала практически всю дорогу, прекрасно изучив меня за годы совместной жизни и теперь давая мне время побыть наедине с собою, при этом не выпуская моей руки. И, я был в этом уверен, моё молчание не тяготило её. Она как никто знала мои потребности и чувствовала настроение. И всегда давала мне именно то, что нужно в конкретный момент времени.

А нужно мне было лишь одно: поскорее прийти в себя и оказаться в мастерской, где бы я смог нарисовать уже полноценный портрет мужчины, с которым общался лицом к лицу. Со всеми деталями. С настоящими, живыми, а не выдуманными глазами. С искрящимися эмоциями глазами, в которых сегодня отражалось так много. Так чертовски много, что и жизни не хватит, чтобы воспроизвести на холстах всю глубину и гамму чувств.

Я смотрел в чернеющее небо, а видел прозрачный серый блеск тающих ледников в обрамлении густых угольно чёрных ресниц. Я сжимал руку супруги, а другой неосознанно поглаживал карман, в котором покоилась бумажка с адресом фотографа. Настоящая удача, что мои убедительные речи и заверения в щедром материальном вознаграждении возымели должный эффект – к завтрашнему полудню он обещал напечатать для меня несколько фотографий мистера Тёрнера, которые успел сделать после концерта. Ещё один недостойный поступок в копилку моих грехов, но что поделать? Удержаться было выше моих сил. Как представлю, что рисую не по памяти, а с натуры (пусть всего лишь со снимка), голова идёт кругом, и пальцы дрожат в предвкушении.

– Ты ведь знала, – снежным комом срывается с языка прежде, чем мысль успевает сформироваться. – Ты знала, что это он.

– Знала, – шепчет Грейс, останавливаясь и глядя мне в глаза. – Любой бы узнал его, дорогой. Любой кроме тебя.

С выражением полного недоумения разглядываю её довольное лицо.

– Афиши с его именем на каждом шагу. А на некоторых из них даже его лицо. Ошибиться было сложно, знаешь ли. Тем более, когда ты рисуешь его днями и ночами, и этими рисунками завален весь наш дом.

– Грейс…

– Я взяла один из твоих рисунков и сходила в кассу. Там мне и подтвердили, что это и есть мистер Кристофер Тёрнер. Имея привилегию носить твою фамилию, достать билеты было несложно. Ты бы тоже заметил афиши, если бы хоть иногда смотрел по сторонам, а не буравил взглядом толпу. Оглянись, Гарольд, он повсюду! Столбы, стены домов, доски объявлений… Твой Кристофер всё это время был совсем рядом, дорогой.

Мой Кристофер…

Из её уст это прозвучало так неправильно.

И так чертовски правильно! Мой Кристофер. Да. Мой Кристофер.

Так он и будет называться – мой лучший, мой грандиозный портрет. Работа всей моей жизни.

– Так что я просто взяла на себя смелость побыть твоими глазами, пока сам ты…

Я поцеловал жену. Прямо посреди улицы обхватил её лицо ладонями и поцеловал.

– Спасибо. Ты мой ангел, Грейс. Мой ангел.

Её звонкий смех переливами крохотных серебряных колокольчиков разнёсся по улицам уже спящего Лондона.

– Мой ангел…

***

Следующее утро оказалось одним из лучших в моей жизни. А всё потому, что я наконец успокоился. Совсем. Завтракая в компании жены и сына, я впервые за уже очень долгое время искренне наслаждался их обществом, а не норовил поскорее впихнуть в себя еду и сбежать в мастерскую. Я улыбался, играя с Логаном на ковре в гостиной. Я смеялся, когда Грейс вслух читала последнюю страничку новостей какой-то газетёнки сомнительного качества. И я был счастлив провести с ними каждую минуту вдруг освободившегося времени! Это было похоже на вызволение из неволи. Как будто раньше вокруг моей шеи была завязана верёвка с неподъёмным грузом, тянущим меня вниз и не позволяющим думать ни о чём ином, кроме одной-единственной мысли. А теперь мне стало легко и свободно. Груз испарился, верёвка оборвалась. И всё потому, что я нашёл его. А это значит, что впереди целый океан возможностей, реализовывать которые я начну прямо сегодня вечером. А пока… пока у меня есть достаточно времени и сил, чтобы просто побыть с семьёй, ни о чём не думая.

Я был расслаблен и ближе к обеду, когда уже стал задумываться о выборе костюма для предстоящего вечера. Тревоги не было. Было лишь сладкое ожидание и трепетное предвкушение, но это приятные ощущения. Не изматывающие, а напротив продлевающие удовольствие. Чем-то напоминало детские воспоминания об ожидании у раскалённой печи, когда весь день помогал матушке замешивать тесто и лепить булочки, вырезать бумажные трафареты для печений, а после выдавливать фигурки из теста, а теперь все плоды наших трудов оказались на огне, и мне лишь оставалось дождаться результата. Я наслаждался каждой минутой ожидания, не подгоняя ход времени и прекрасно понимая, что эти минуты – настолько же важные ингредиенты, как мука или сахар.