Любить Человека: Кончиками пальцев…
Шрифт:
О, он смотрел в зал. Часто. И делал это так, словно норовил каждого из присутствующих сделать частью звучащего произведения. По крайней мере, так это ощущалось мною.
Исповедь его скрипки я бы мог слушать вечно, но… но когда зал взорвался овациями, я вскочил одним из первых, едва не обронив горшок с хризантемой. Он улыбался и разглядывал довольных гостей, и на миг, всего на один коротенький миг его лицо застыло. Боюсь делать какие-либо предположения, но мне показалось, что это случилось именно тогда, когда взгляд серых
В этот раз не было ни виконта Монтини, ни кого-либо другого, кто мог бы в считанные секунды провести меня к мистеру Тёрнеру, поэтому я терпеливо ждал, пока очередь испарится, одинокой тенью стоя в самом дальнем углу. Но это ожидание не тяготило: я наслаждался им, как утром наслаждался общением с семьёй. Ждать всегда приятно, когда знаешь, что ожидание непременно будет оправдано.
Я как раз наблюдал за беседой мистера Тёрнера с каким-то достопочтенным джентльменом, когда он внезапно вздрогнул, будто почувствовав на себе мой взгляд, и посмотрел мне прямо в глаза. Молния прошла сквозь всё моё тело – вот что это было. Три долгих секунды непрерывного контакта. Глаза в глаза. Душа в душу.
А после он наклонился к своему собеседнику, что-то шепнул ему в самое ухо, при этом дружелюбно похлопывая по плечу, и устремился прямиком ко мне.
Что ж, вот он – мой шанс. Тянуть больше некуда.
Крепче сжав горшок, я попытался максимально расслабиться и как минимум не опозориться, как это случилось вчера.
Хризантема в горшке? Ну и пусть! Пусть я буду не понят или высмеян. Пусть! Но всё равно сделаю задуманное. Попытаюсь сделать, иначе…
– Мистер Уокер! Надо же, какой сюрприз… Второй вечер подряд. Настолько цените игру на скрипке?
– Настолько ценю вашу игру, мистер Тёрнер. Добрый вечер.
Он подошёл практически вплотную, спиною закрывая нас ото всех и улыбаясь так естественно, что я мгновенно расслабился.
– О, так вы ещё и разговариваете! Признаю, этот вечер полон сюрпризов, – и рассмеялся легко и непринуждённо, а я, видимо, покраснел вплоть до корней волос.
– Да… Прошу простить мне моё вчерашнее…
– Да бросьте, – прервал он мои извиняющиеся речи. – С кем не бывает? Ерунда.
– Да уж… Благодарю за понимание.
– Как ваша милая супруга? Надеюсь, в добром здравии? Кажется, я не имею удовольствия наблюдать её сегодня.
– Грейс дома, мистер Тёрнер. С нашим сыном. Но она просила передать вам наилучшие пожелания. Вчера мы ещё долго обсуждали вашу невероятную игру и удивительный талант.
– Приятно слышать, дорогой друг. Очень и очень приятно. Кстати, обращайтесь ко мне по имени.
– О… Я не думаю, что это…
– Зовите меня Кристофером. Я настаиваю.
– Что ж, моё имя вам известно, Кристофер.
Я улыбнулся, а он потянулся пожать мне руку в честь нового, теперь уже неформального знакомства, но пальцы его застыли над горшком с хризантемой, на который теперь смотрел и я тоже.
– О, – выдохнул он, приподнимая бровь. – Не с супругой, так с цветами?
Я едва не рассмеялся во весь голос – настолько откровенным и простым в общении оказался мистер Тёрнер. Кристофер.
– Это вам. Я подумал… На самом деле я не думал вовсе. Просто гулял по рынку и забрёл в цветочную лавку. Каких только цветов там не было, но я почему-то выбрал именно этот. Это был порыв, мистер Тёрнер. То есть Кристофер. Я просто… не знаю. Захотелось подарить вам именно хризантему. Вот.
Он принял горшок из моих рук с серьёзнейшим выражением лица, несколько секунд разглядывал ещё плотно закрытые, недозревшие бутоны, а после посмотрел мне в глаза:
– Порыв – лучшее, что может быть, Гарольд. Благодарю.
– Вам… это значит, что вам нравится?
– Очень.
На самом деле я был готов к любому ответу. Даже к тому, что он рассмеётся мне в лицо и откажется принимать горшок. Или что из вежливости возьмёт, но оставит где-нибудь в коридорах или подарит кому-нибудь из труппы, но сейчас, глядя, как он прижимает цветок к дорогому костюму и с какой нежностью в глазах разглядывает зелень, я понял, что ошибся – Кристофер заберёт хризантему домой. И будет ухаживать за ней до тех пор, пока она не расцветёт пышным ярко жёлтым шаром.
– Очень, – повторил он шёпотом, снова поднимая взгляд на меня.
Я откашлялся.
– На самом деле, Кристофер, я здесь не только затем, чтобы ещё раз насладиться вашей великолепной игрой. Я… Нет, вы не подумайте, ваш концерт был поистине божественен и он, безусловно, достоин наивысших похвал…
– Продолжайте, – шепнул он, явно подталкивая меня в верном направлении.
– Для вас не секрет, чем я занимаюсь, – он кивнул. – И я как раз был в поиске подходящей фактуры, чтобы… чёрт, а это сложно. Прошу прощения. Я пытаюсь сказать вам, что… что хотел бы написать ваш портрет и в будущем создать скульптуру. Или бюст. Или статую. Или всё сразу.
Его лицо снова застыло, превращаясь в каменную маску, и я поспешил объясниться:
– Поймите меня правильно: ваше лицо не может оставить равнодушным. И я, как человек, привыкший замечать такие детали, не мог пройти мимо и не заметить эти высокие скулы и удивительную линию челюсти. И нос… И губы. И глаза. Я… Я прошу вас не отказывать мне сразу, а хотя бы подумать. Это…
Он моргнул и перевёл взгляд на хризантему. А я испытал страх. Настоящий животный ужас, потому что только что, кажется, обидел его своей прямолинейностью и наглостью.
– Мистер Тёрнер. Кристофер, я…
– Прошу прощения, но мне нужно идти, – он по-прежнему смотрел в густую зелень. – Это был сложный вечер, поэтому…
– Кристофер! – это прозвучало громче допустимого, но зато он моментально поднял взгляд. – Мне жаль, если я неправильно выразился или…
– Я вынужден уехать в Прагу.
– О…
– Завтра, – он снова улыбнулся, но в этой улыбке не было и следа веселья. Лишь глубокая-глубокая печаль. – Огромное спасибо, что сочли нужным ещё раз посетить моё выступление и… и за хризантему тоже спасибо. Мои наилучшие пожелания вашей супруге.