Любите ли вы Брамса? (сборник)
Шрифт:
— Я ее в свое время знал. Боюсь, что еще до войны. Она целые дни торчала в кафе «Флоранс».
— С тех пор она успела выйти замуж, развестись и так далее и тому подобное.
— Да-да, — мечтательно произнес он. — Ее звали, как же ее звали…
Поль почувствовала раздражение. Ей вдруг захотелось воткнуть вилку в его раскрытую ладонь.
— Как ее звали, меня не интересует, — сказала Поль. — Думаю, у нее достаточно денег и ни капли вкуса. Как раз то, что мне требуется, чтобы существовать.
— А сколько ей сейчас лет?
— Шестой десяток пошел, — холодно ответила Поль и, заметив выражение его лица, рассмеялась. Он перегнулся через столик, пристально поглядел на нее.
— Страшно с тобой, Поль. Тебе лишь бы меня унизить. Но все равно я тебя люблю, хоть и не следовало бы.
Ему нравилось разыгрывать из себя жертву. Поль вздохнула.
— Как бы то ни было, завтра я пойду к ней на авеню Клебер. Мне просто до зарезу нужны деньги. Да и тебе тоже, — живо добавила она, увидев, что он протестующе поднял руку.
— Поговорим о чем-нибудь другом, — предложил он. — Давай лучше потанцуем.
В ночном ресторане они сели за маленький столик далеко от танцевальной площадки и молча смотрели, как мелькают бледные лица танцующих. Она положила свою ладонь на его руку, она чувствовала себя под его крылом, она так к нему привыкла. Потребовалось бы слишком много усилий, чтобы так же хорошо узнать кого-нибудь другого, и в этой уверенности она черпала невеселое счастье. Они пошли танцевать. Он крепко обхватил ее талию, закружил по площадке наперекор ритму, и видно было, что он очень собой доволен. Она была счастлива.
Домой они возвратились на машине. Роже проводил ее до подъезда и обнял.
— Ну, отдыхай, спи спокойно. До завтра, дорогая. — Он слегка коснулся губами ее губ и пошел обратно к машине. Она помахала ему рукой. Все чаще и чаще он предоставлял ей «спать спокойно». Квартира была до ужаса пустая. Поль тщательно прибралась и только потом присела на кровать, сдерживая слезы. Она осталась одна, опять одна и в эту ночь; вся жизнь представилась Поль бесконечной чередой одиноких ночей, среди несмятых простынь, хмурого спокойствия, сопутствующего долгой болезни. Лежа в постели, она машинально протянула руку, как бы желая коснуться теплого плеча, она удерживала дыхание, будто боялась спугнуть чей-то сон. Мужчины или ребенка. Неважно чей, лишь бы она была им нужна, лишь бы ее живое тепло помогало им спать и просыпаться. Но никому она по-настоящему не нужна. Разве что Роже, да и то временами… И то не по-настоящему. И не любовь это, а просто физиология — иногда она ощущала это. С горькой усладой она отдавалась своему одиночеству.
Оставив машину у подъезда, Роже решил пройтись. Он дышал всей грудью, постепенно ускоряя шаг. Ему было хорошо всякий раз после свиданий с Поль, он любил только ее. Но вот сегодня вечером, расставаясь о ней, он догадался и о другом — о ее печали — и не нашелся, что сказать. Она словно о чем-то просила, просила невнятно, но он остро почувствовал — просила того, что он не мог ей дать, никогда никому не мог. Конечно, следовало бы остаться у нее и провести с ней ночь: нет все-таки лучшего средства успокоить тревогу женщины. Но ему хотелось пройтись пешком, пошататься по улицам, побродить. Хотелось слышать свои шаги на мостовой, подстерегать дыхание этого города, который он знал, как свои пять пальцев; а возможно, он просто предвкушал случайную ночную встречу. Он направился в сторону набережной, туда, где горели огни.
Глава II
Она проснулась позднее обычного, вся разбитая, и поспешно вышла из дому. Ей нужно было еще до работы попасть к той самой американке. В десять часов она
уже входила в полупустую гостиную на авеню Клебер и, так как хозяйка еще не вставала, стала спокойно пудриться перед зеркалом. В это-то зеркало она и увидела вошедшего Симона. Он был в широком, не по фигуре халате, со встрепанной шевелюрой и необыкновенно красивый. «Не моего романа», — подумала она, не оборачиваясь, и улыбнулась своему отражению. Он был слишком тоненький, слишком темноволосый, со светлыми глазами и, пожалуй, излишне изящен.
В первую минуту он ее не заметил и, напевая себе под нос, направился к окну. Она кашлянула, он обернулся с виноватым видом. Она решила было, что это последнее увлечение мадам Ван ден Беш.
— Простите, пожалуйста, — заговорил он, — я вас не заметил. Я Симон Ван ден Беш.
— Ваша мать просила меня зайти сегодня утром посоветоваться насчет квартиры. Боюсь, я разбудила весь дом.
— Все равно рано или поздно приходится просыпаться, — грустно отозвался он. И она устало подумала, что он, должно быть, из породы хныкающих юнцов.
— Садитесь, пожалуйста, — предложил он, и сам с серьезной миной уселся против нее, запахивая халат.
Вид у него был почти сконфуженный. Поль вдруг почувствовала к нему какую-то симпатию. Во всяком случае, он вовсе не производил впечатления человека, сознающего свою красоту, — и это уже неплохо.
— Кажется, все еще идет дождь?
Она рассмеялась. Она подумала, какую физиономию скорчил бы Роже, увидев, чем занимается Поль, такая деловая даже по внешности: сидит в десять часов утра в чужой гостиной и нагоняет страх на красивого мальчика в халате.
— Да-да, идет, — весело подтвердила она. Он вскинул на нее глаза.
— А о чем же мне прикажете говорить? — произнес он. — Я вас не знаю. Если бы я вас знал, я сказал бы, что очень рад снова увидеть вас.
Она озадаченно взглянула на него.
— Почему же?
— Да так.
Он отвернулся. С каждой минутой он казался ей все более и более странным.
— Вашу квартиру действительно не мешало бы немного обставить, — сказала она. — Где вы обычно сидите, когда у вас собирается больше трех человек?
— Не знаю, — отозвался он. — Я здесь редко бываю. Целый день работаю, возвращаюсь усталый и сразу ложусь.
Поль окончательно запуталась в своих суждениях об этом мальчике. Внешностью не кокетничает, работает целый день… Она чуть было не спросила: «А чем вы занимаетесь?» — но удержалась. Такое любопытство было не в ее духе.
— Я стажируюсь у адвоката, — продолжал Симон. — Приходится много работать, ложиться в полночь, вставать на рассвете…
— Сейчас десять, — заметила Поль.