Любивший Мату Хари
Шрифт:
На четвёртую ночь он появился немного позднее, чел обычно, объясняя, что пришёл прямо из медицинского центра. Его колено, сказал он, требует дальнейшего лечения и даже в этом случае прогнозы неопределённые. В ответ она легко поцеловала его в губы и сказала, что всё будет хорошо. Подойдя к лампе, она потушила свет и выскользнула из платья.
Потом они лежали в темноте, если не считать трёх горящих свечей, которые она поставила на каминную полку, потушив более яркий свет. Он привлекал огромных ночных бабочек, бившихся о стены.
Немного спустя он сказал:
— Я
Она перекатилась на свою сторону, расправляя пеньюар на боку.
— Я не уверена, что ты выбрал лучшее время для брака, дорогой.
— Что это означает? Отказ?
Она вытянулась на кровати, скользнув рукой по его спине:
— Это означает, что идёт война.
— К чёрту войну.
— Ты не будешь так считать через неделю или две. Он повернулся к ней лицом и обвёл её подбородок пальцем:
— Послушай меня, Маргарета. Я думаю, нам следует пожениться. Да, пожениться.
Она легла на бок, наблюдая за кружащейся бабочкой. (Говорили, вспоминала она, что Дурга иногда появлялась в виде бабочки, но обычно в виде жука или осы).
— Почему бы нам не подождать? Да, не подождать немного?
— Я понимаю, ты, наверное, не любишь меня.
— Я этого не сказала!
— Есть ещё кто-нибудь?
Она предвидела банальность, поколебалась и сказала:
— Не знаю.
— Кто он? Де Маслофф?
— Нет.
— Тогда кто?
— Некто.
— Как его зовут?
— Николас.
— Николас... как дальше?
— Просто Николас.
— А он предлагал тебе выйти замуж?
Она вновь колебалась:
— Нет, он не предлагал мне выйти замуж.
Меррик приблизил губы к её уху:
— Что ж, в таком случае я не могу представить, чтобы у него действительно имелось что сказать.
Позднее Грей станет уверять, что мы должны рассматривать её как романтическую натуру, нелепо и безнадёжно романтическую натуру, так что почти любой достаточно привлекательный мужчина мог добиться успеха, если знал, как с ней обращаться. А Меррика проинструктировали относительно этого.
По прошествии семи дней он должен был вернуться в госпиталь в Виттель для соответствующего лечения или операции, как будет определено докторами. В любом случае инструктировавший Меррика офицер, Данбар, хотел, чтобы она постоянно находилась в поле зрения: она не должна остывать в своём отношении к Меррику, а Данбар слишком хорошо знал, как она может быть холодна. Поэтому после очередного вечера в её номере Меррик начал настаивать, чтобы она сопровождала его. Она сказала, что Виттель — военная зона и туда запрещён въезд иностранцам. О, но получить пропуска не составляет проблемы, возразил он. И напомнил, что у него даже есть знакомый во французском правительстве, который мог бы всё устроить, — некий Жорж Ладу.
Во вторник она появилась в кабинете Ладу на бульваре Сен-Жермен, 283, чтобы получить пропуск для посещения Виттеля. Ранее она видела, как Меррик уезжает по железной дороге, затем позавтракала со своим старым другом из театра. Позднее несколько клерков припомнят её тем утром: сначала почти весёлой, в синей юбке и блузе, и уже несколько раздражённой после того, как она походила по кабинетам, пока не добралась до святая святых французской разведки.
Капитан Ладу позднее напишет в своих мемуарах «Охотник за шпионами» о своей встрече с Матой Хари. Многое там лживо, но общее ощущение от их стычки кажется достаточно точным. День был тёплым. Он увидел её в коридоре и предложил ей стул в своём кабинете, маленьком и убогом, с выстроившимися вдоль одной из стен зелёными шкафами. Скудный свет в окно, выходящее на пустынную улицу.
Ладу, худой мужчина с узким лицом и запавшими глазами, которого она поначалу приняла за незначительного клерка. Позже она вспомнит его, как лису или даже какое-то совершенно отвратительное создание.
— Скажите мне, мадам, — спросил он, — вы имеете представление, зачем вы здесь?
Она положила прошение на стол:
— Чтобы доставить немного беспокойства, мсье.
Он закурил сигарету, отвратительную североафриканскую сигарету.
— Я боюсь, что на самом деле это немного сложнее, чем вы думаете. Видите ли, въезд в Виттель строго запрещён для врагов Республики.
Она перевела взгляд на единственное окно:
— Боюсь, я не уловила смысла сказанного вами, капитан.
— Смысл таков: вы — враг Республики?
— Я так не думаю.
— О, но британцы, кажется, именно так и считают.
— О чём вы говорите?
На его столе лежали небрежно брошенные бумажки: видны были уголки телеграмм, напечатанный на машинке список фамилий.
— Расскажите мне о ваших взаимоотношениях с Жаном Галло, — попросил он.
Она пожала плечами:
— Он—друг, и я просто не понимаю, почему...
— А Томас Меррик?
Она рассматривала его руки: сигарета в левой руке, словно игрушечное ружьё, чернильная авторучка — в правой, как крошечная винтовка.
— Кто вы, капитан?
— Солдат.
— В таком случае, солдат, почему вы не воюете?
— О, я воюю. Каждую минуту.
— Я и вправду ваш враг?
Он улыбнулся, показав табачную крошку на одном из зубов:
— Я так не думаю, нет.
— Тогда почему вам не позволить мне повидаться с моим женихом?
— О, Меррик — ваш жених?
— Мы обсуждали вопрос о браке.
— И могу я спросить, когда должна состояться свадьба?
— Мы не договаривались ещё насчёт даты.
— Но за этим дело не станет? Наверное, как только он оправится от ран? — Он встал из-за стола, перешёл к окну. — Я буду откровенен с вами, мадам. Кажется, мои британские коллеги считают вас потенциально опасной женщиной — пожалуйста, дайте мне закончить. Сейчас я не придерживаюсь этого мнения, но, по крайней мере, надо изучить их утверждения. Поэтому вы здесь. Поэтому мы и беседуем.