Любовь без границ
Шрифт:
Звездный час приближался, до него оставались всего одни сутки, а она понятия не имела, что надеть.
За соседней дверью Леонард размышлял над причинами такой тишины в комнате Джосс. После школы девчонка заглянула к нему, и они даже препирались насчет того, кому съесть последнее шоколадное печенье («Мог бы и отказаться в мою пользу — я все-таки гостья!» — «Ты не гостья, ты отрава!»), и он мог бы поклясться, что вид у нее был… вид был… ну да, самую малость довольный! Она даже казалась против
Да ну, какие могут быть сердечные дела в четырнадцать лет? Наверное, накурилась чего-нибудь. Лично он ничуть бы не удивился. У Кейт в последнее время такой отсутствующий вид, что с тем же успехом Джосс могла бы вовсе не иметь матери. Леонард всерьез беспокоился по поводу этого семейства — не меньше, чем по поводу жидкости для хранения вставной челюсти (которая все равно кончилась, а за новой отправить некого) и грядущего (уже недалекого) времени, когда не сможет своими силами выволочь из ванны свое хилое старческое тело. Единственное, что на данный момент отвлекало его от всех и всяческих беспокойств, было телевидение. Участвовать в передаче — это было нечто новое и занимательное. Вот уже много лет Леонард не был так увлечен, а чтобы кто-то был увлечен им (его суждениями, его — Господи Боже! — опытом) — такого вообще никогда не случалось.
Этот тип Хантер, дружок Джеймса, несколько часов протолкался на вилле Ричмонд со своей командой — съемочной группой, так они это называли (кстати, вот куда подевалось все шоколадное печенье). Еще раньше были долгие беседы с Беатрис и Джеймсом, в том числе парочка расчудесных споров о Боге. Беатрис категорически отмежевалась от всякой веры, но сам Леонард ни за что бы на такое не решился, полагая, что Бога просто не может не быть, что он каким-то образом встроен в систему вещей, и отрицать его — все равно что отрицать закон всемирного тяготения. Они премило поцапались и перед камерой. Беатрис потом хотела, чтобы эту сцену вырезали, но Хью ее переубедил.
— Вы оба такие естественные, — все время повторял он. — Главное, не меняйтесь!
Еще приходил доктор и другие авторитеты, с которыми успела договориться Беатрис. Вообще-то никто даже и не артачился, можно сказать, желающие валили на передачу валом. Даже дома престарелых готовы были сотрудничать — чудовищные заведения, полные стариков, не столько похожих на людей, сколько на неодушевленные предметы: с отвешенной губой, слюнявым подбородком и пустым взглядом.
Леонард содрогнулся.
— Сами видите, что это за жизнь! — сказал он перед камерой. — Лично я предпочитаю полный шприц какого-нибудь яду.
— А были вы когда-нибудь близки к смерти? — спросил Хью. — На войне
— Ха! — Леонард насмешливо оскалил искусственные зубы. — Ближе всего к смерти я в данный момент, и вот что вам скажу: я не готов посмотреть ей в лицо при условии, что сам подпишу себе приговор, когда сочту нужным.
— Вы в самом деле так думаете? — спросил Хью в сторону от камеры.
Поняв, что слишком вошел в свой экранный образ, Леонард забегал глазами и промямлил:
— Я всегда говорю то, что думаю…
Еще наведывались адвокаты. Леонард был восхищен тем, как Беатрис взяла их в оборот: наизусть процитировала раздел 2-й «Положения о правомочном акте самоубийства» от 1961 года и предложила, если желают, вчинить ей судебный иск.
— Только учтите, в худшем случае мне светит общественное порицание.
Адвокаты понесли что-то о том, что так каждый психически неуравновешенный может апеллировать к этому положению, а число самоубийств и без того растет.
— Я не пропагандирую самоубийство! — отрезала Беатрис. — Я всего лишь защищаю право на добровольную эвтаназию. Вы что, не понимаете разницы?
Однако в личной беседе она призналась, что одно время общество держало телефон доверия для потенциальных самоубийц. Специальный человек выезжал по адресу с упаковкой снотворного или пластиковым пакетом. Леонард захлопал в ладоши и предложил вставить это в программу, но Хью наотрез отказался.
— Нельзя переходить границ, иначе вместо успеха получим судебное разбирательство, — сказал он с некоторым сожалением. — Даже намек на конкретные методы может быть расценен как правонарушение…
Выйдя из мечтаний, Леонард снова ощутил всю глубину необычной тишины. Он придвинулся со стулом к стене и приложил к ней ухо.
— Чем, черт возьми, ты занимаешься? — резко спросили от двери. — Чего ради шпионишь за Джосс?
От неожиданности Леонард чуть не свалился со стула.
— Что-то там уж слишком тихо, — признался он. — Где эта ее мерзопакостная музыка?
— Скажи спасибо, что тихо.
— А где Кейт?
— Почему ты все время это спрашиваешь? — устало произнес Джеймс.
— Ну так где она?
— Не знаю.
— Виски?
— Я и без того слишком много пью.
— А, ерунда! В медицинских целях можно. — Леонард заковылял к своей коллекции бутылок.
— Только бы эта «медицина» не вошла в привычку, — вяло улыбнулся Джеймс.
— Кстати, ты зачем пришел?
— Сам не знаю. — Он почесал в голове. — Внизу так тихо и пусто… ну, ты понимаешь.
— Как не понять. — Леонард протянул ему стакан. — Все катится в тартарары: Кейт не показывает носа, у Джосс мертвая тишина, ты прикладываешься к бутылке. Что происходит?
— Со мной?
— Нет.
— А с кем?
Усевшись в свое любимое неудобнейшее из кресел, Леонард вперил в Джеймса пронзительный взгляд.