Любовь и доктор Форрест
Шрифт:
Поразмыслив немного об этом, Лесли спросила у Филипа разрешения уехать на выходные, задав этот вопрос во время их случайной встречи во время обхода больных.
– Разумеется, - ответил он.
– Когда вы собираетесь уехать?
– Если возможно, то на эти выходные.
– Если вы желаете, то можете повременить еще неделю, и тогда Ричард тоже смог бы поехать с вами.
– Я планирую провести выходные одна, - натянуто сказала Лесли.
– И мне нет дела до досужих вымыслов миссиз Редвуд.
– Извините, - Филип покраснел, и как будто собирался сказать еще что-то, но затем передумал.
– Тогда знаете что, уезжайте
С этими словами он отправился дальше, а Лесли смотрела ему вслед, и лишь только когда он повернул за угол, ей наконец удалось унять свое волнение. Зачем нужно было уезжать на несколько дней отсюда, якобы для того, чтобы подумать о жизни, когда чувство простой человеческой логики подстказывало ей, что она просто теряет здесь время. Она никогда не сможет заставить себя сделать свое отношение к Филипу чисто платоническим; единственный выход для нее - возвратитьсся обратно в Англию. Бобби заметно окреп, и не мог более служить веским оправданием для ее дальнейшего пребывания здесь. И все же она упрямо отказывалась прислушиваться к голосу разума; наверное впервые в жизни она позволила эмоциям одержать верх над логикой. И внутренне содрогаясь при мысли о том, какими безрадостными обещают стать для нее эти выходные, Лесли возобновила прерванный обход.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В пятницу вечером Лесли приехала в Цюрих и в поисках непривычных ощущений решила остановиться в "Baur au Lac". Это был самый лучший отель во всем городе. Стройный, темноволосый человек, типичный служащий швейцарского отеля, радушно улыбаясь, вышел к ней, и записав ее имя в книге, проводил Лесли в огромную, впечатляющую своей шикарной обстановкой спальню, из окон которой открывался чудесный вид на озеро.
– Какая прелесть!
– воскликнула она.
– Вам очень повезло, - улыбнулся ее провожатый.
– Этот номер был зарезервирован, но в последний момент бронь сняли.
Оставшись в одиночестве, Лесли принялась осматриваться по сторонам. Здесь стояла дорогая мебель с серой обивкой и позолотой, балдахин анд кроватью и такие же тяжелые портьеры на окнах были задрапированны на старинный манер. Современная, просторная ванная комната с огромной ванной и двумя умывальниками была выдержана в более созвучном времени духе, чем спальня. "Да в такой ванной жить можно, и больше ничего не надо," изумленно думала она, и желая найти себе хоть какое-то занятие, принялась пересчитывать блестящие хромированные краны. Их оказалось восемнадцать! Она покачала головой, рассмеялась и отправилась обратно в спальню, собираясь распаковать вещи.
Она переоделась в прямое платье из черного бархата, провела руками по ткани, облегающей бедра, и теперь стоя перед зеркалом желала, чтобы этим вечером ей наконец удалось бы отрешиться от всех мыслей, связанных с клиникой и Филипом.
– Я молодая, незамужняя женщина, и к тому же даже очень недурна собой. И кто знает, может быть мое счастье где-то здесь, совсем рядом.
Но такой ее приподнятый душевный настрой совсем не вязался с атмосферой, циравшей в огромном полупустом ресторане, и тогда Лесли, поспешно ретировавшись, поспешила в холл, где она еще некоторое время разглядывала изумительной красоты гобелены, которыми были увешаны стены. Со вздохом сожаления Лесли заставила себя вернуться к суровой прозе жизни: будет наверное лучше одеться и выйти в город, чтобы поужинать в каком-нибудь маленьком, уютном кафе, чем ужинать здесь, в одиночестве.
Подойдя к дверям лифта, она слышала, как кабина спускающегося гидравлического лифта бесшумно остановилась на этаже, звякнул колокольчик, распахнулись двери, и одновременно с тем, как она вошла в лифт, из него вышел мужчина. Оба они остановились и оглянулись.
– Филип!
– Лесли!
Он первым сумел оправиться от изумления.
– А Ричард сказал мне, что ты вроде собиралась в Литцирутти.
– Я передумала. Мне показалось, что я слишком устала для того, чтобы отправляться в горы пешком или на лыжах. А я не знала, что ты приедешь сюда.
– Я и сам этого не знал. Но вчера вечером Зекер вернулся из Штатов, и он попросил меня приехать к нему.
– Тогда не смею тебя задерживать.
– А я уже встретился с ним. А ты, кажется, собиралась выйти куда-то?
– Да. В ресторане слишком пусто. Ужас, как неуютно.
Он улыбнулся.
– Большинство постояльцев отправляются ужинать в гриль-бар. Это очень известное место.
– Ты заставляешь меня чувствовать себя идиоткой.
– Я вовсе этого не хотел.
– Он снова улыбнулся.
– Может быть ты не откажешься поужинать со мной? Я все равно тоже собирался сейчас выйти пройтись, и было бы по крайней мере не разумно, если бы каждый из нас отправился на ужин в одиночестве.
– Какое тактичное приглашение!
– А теперь я чувствую себя полнейшим идиотом.
На этот раз наступил ее черед улыбаться.
– Несомненно мы начинаем это вечер на весьма опказательной ноте! Но за приглашение спасибо. Я его с удовольствием принимаю. Вот только поднимусь в номер и надену пальто.
Оказавшись в своей комнате, Лесли еще какое-то время раздумывала над тем, а не переодеться ли ей в другое, более нарядное платье, но все же сумела устоять перед подобным соблазном. Но вот отказать себе в том, чтобы надеть пару длинных, блестящих сережек, которые так дивно покачивались при каждом повороте головы, и от которых ее скромный наряд сразу начинал казаться как-то изящнее и утонченее, она так и не смогла.
Когда Лесли вышла из лифта, Филип тут же подошел к ней, и уже вместе они направились к такси, ожидавшему их у входа в отель.
– И куда мы поедем?
– Во "Францис Канер". Это мой любимый ресторан.
К тому времени уже совсем стемнело, и за окнами мела пурга. На улицах было скользко, и машину то и дело заносило, пока они ехали по узеньким, извилистым улочкам, направляясь в старую часть города. Наконец такси остановилось перед массивной дубовой дверью с табличкой "Францис Канер". Потом Филип вел ее по узкому коридору, из которого они вошли в небольшой зал, где пианист что-то наигрывал на рояле. Они прошли еще дальше, через всю комнату, и заняли столик у стены.
Сев за стол, Лесли с интересом огляделась по сторонам. Они как будто находились в подвале: каменные стены были покрыты белой штукатуркой, а под самым потолком темнели балки. Подоконники, расположенные по всей длинне одной из стен, были сплошь уставлены цветочными горшками с буйно зеленеющими в них растениями - это было единственный островок цвета среди океана кипельно белых скатертей.
– Здесь прекрасно готовят, - сказал Филип, передавая ей меню.
Взглянув на немецкие слова, Лесли покачала головой.