Любовь и другие иностранные слова
Шрифт:
– А теперь сделайте маленький глоток, – говорит Джофф. – Чувствуете нотки персика и мускатной дыни?
Все кивают. Я рву листья салата, словно именно в них содержится вся суть тирады Джеффри Стивена Брилла.
– А теперь еще глоток. На сей раз обратите внимание на послевкусие.
– Лимон? – пытается угадать Кейт. Джофф улыбается и качает головой.
– Нет. Грейпфрут. Это очень ароматное вино с ярким вкусом. Лично мне особенно нравится его тягучее цитрусовое послевкусие.
– Насладитесь этим ароматным и ярким вином сорта Совиньон Блан с нотками мускатной дыни и персика, почувствуйте
– Хм-м-м, – Джофф отворачивается от меня. – Ну что ж. Значит, я прав.
– Это просто поразительно. Какая, с позволения сказать, удивительная точность формулировок, – говорю я с деланым энтузиазмом, и мама тихонько одергивает меня: «Джозефина!»
– Я немного увлекаюсь сортами вина, – объясняет Джофф и щурится на бутылку, словно впервые ее видит. – Редко читаю этикетки.
Делая вид, что читает, он издает торжествующее «Ха!», а потом возвращает бутылку на стол и склоняется надо мной, чтобы зарезать. Но вокруг слишком много свидетелей, поэтому ему приходится просто прошептать с кривой улыбкой:
– Знаешь, Джози, мухи лучше слетаются на мед, чем на уксус.
– А с чего бы мне вообще ловить мух?
И – сам напросился! – теперь подмигиваю уже я.
Почти весь ужин он молчит. Сегодня у нас спагетти, поэтому Джофф не спускает с меня глаз. Когда наступает одна из неизбежных пауз в разговоре, я пугаю всех до смерти, шлепая ладонью по столу. ШМЯК!
– Прошу прощения, – говорю я, после того как мама просит меня объясниться.
Я улыбаюсь Джоффу:
– Мне показалось, что это муха.
Пристальный взгляд папиных чернильно-синих глаз, а также его поза (он сидит неподвижно, слишком неподвижно, и это неудобно и невежливо) говорят мне: «Дорогая моя, на сегодня твоих выходок уже хватит».
На кухне после ужина, когда воздух гудит от разговоров и звона посуды, папа строго шепчет мне:
– Принуждать объект к желаемой реакции – значит утверждаться в своем предубеждении. Твои наблюдения теряют в таком случае всякий смысл.
– Прости, – шепчу я в ответ и понимаю, что настал мой черед помолчать. Особенно после того, как папа завершает наш разговор серьезным «Ха».
Глава 22
7. Стью Вейгмейкер
Написано идеальным почерком Джен.
Мы выгибаем шеи или склоняемся поближе к ней и Эмми, пока они сравнивают свои списки. Десять выпускников, с которыми я бы отожгла. Сегодня пятница, двадцать шестое сентября. Через тридцать пять минут у нас начнется матч, но, естественно, есть дела и поважнее.
В данный момент наш тренер находится в раздевалке, читает нотации команде из Джефферсон Вилладж (вчера они влипли в какую-то глупую историю) и напоминает им, что участницы команды должны быть лучшими подружками. Она говорит об этом и нам. Каждый год.
Лично я не понимаю, почему членство в спортивной команде должно тут же придавать статус лучших друзей всем игрокам, независимо от совместимости характеров. Но раз уж так принято в субкультуре, к которой я принадлежу (и которая обычно вполне меня устраивает),
В команде принято много обниматься: странные объятия в форме буквы Х: натягиваешь рукава на пальцы, склоняешь голову набок, скрещиваешь руки вокруг шеи подружки ладонями кверху. Похоже на начало танца болельщиц, только между помпонами находится чужая голова. В прошлом году, когда я прошла в школьную команду и обнаружила, что все девочки здесь обнимаются именно так, мне пришлось учиться этому искусству.
Это, опять же, вопрос культуры. Наверное, как поклоны для японцев. Я практиковалась дома, и теперь поговаривают, что я лучший обниматель в команде. Девочки даже говорят: «Обними меня, как Джози», и мне приходится им уступать – всем своим «лучшим подружкам» и еще паре девочек из Джефферсон Вилладж. Никто не знает, каким диким это мне кажется. Наверное, окажись я в Японии, так же относилась бы к поклонам. Я, конечно, вряд ли там окажусь, но, если доведется, я заранее потренируюсь перед поездкой, и все мои новые японские друзья будут говорить: «Поклонись мне, как Джози». Естественно, на японском.
И, вернувшись, я почувствую то же облегчение, что часто испытываю после тренировок. Без обид, волейбольная команда! И ты, японский народ, тоже не обижайся. Просто подолгу жить среди чужаков бывает сложно.
Итак, мы продолжаем гнуть шеи и склоняться ниже, пока Джен и Эмми сравнивают свои списки. Восемь пунктов у них совпадают (пусть и не в одинаковом порядке), но у обеих под первым номером значится Джош Брандстеттер. Эмми широко улыбается и говорит: «Надо же, как иронично!»
– А еще это совпадение, – добавляю я, и она шутливо шлепает меня по ноге, одновременно улыбаясь мне стервозной улыбкой (ну, знаете, такая, с прищуренными глазами). Я знаю, что ей не понравилась моя поправка и что игривость ее лишь притворна.
По правде говоря, эти списки нужны не для того, чтобы вычеркивать из них пункты. Ни Джен, ни Эмми не борются за звание главной потаскушки класса. В данный момент этот титул носит Кэсси Райерсон – та самая, от которой противоестественно пахнет блинчиками. Но я не думаю, что тут есть какая-то связь с ее моральными качествами.
Меня слегка удивляет, как легкомысленно Джен и Эмми относятся к возможности «замутить». Я бы ни за что не согласилась составить такой список независимо от того, в какую культурную среду была бы погружена. А еще я не могу определиться: то ли я рада за Стью, что Джен упомянула его в своем списке, то ли расстроена, что он занял лишь седьмую строку.
Теперь я даже не вполне уверена, что Джен ему подходит, и к концу матча (который мы, кстати, выигрываем) сомнения совсем меня одолевают. Я сажусь рядом с Джен на полу в спортзале, и мы вместе растягиваем мышцы после игры.
– Можно тебя спросить?
– Да, конечно.
– Почему ты добавила Стью в свой список?
– А ты разве не согласна, что за лето он стал такиим красавчиком?
– Ну, может быть, – я быстро сравниваю нынешнего Стью и такого, каким он был в мае. Я заметила перемены, но не подумала, что они повлияли на его красоту. Мне-то казалось, это обычные для подростков изменения. Хм-м-м, думаю я про себя, а потом снова сосредотачиваю внимание на Джен.