Любовь и дым
Шрифт:
Рива откинулась в кресле. Она взяла чашку кофе и отпила глоток. Кофе был холодный и горький. Она поставила чашку на стол. Ее охватила дрожь, волнение, казалось, расходилось по ней вместе с кровью, текущей по жилам. Она больше не могла себя сдерживать. Как же Эрин была похожа на Бет!
Маргарет, сжимая себе висок и прижав другую руку к сердцу, поглядела на Риву.
— Ты виновата в этом. Эрин ни разу еще не бросала мне вызова, никогда не смела меня ослушаться и говорить мне что-либо подобное! Ты растлила ее своими либеральными идеями, испортила ее, потакая всем ее капризам.
Рива взглянула на сестру, взор ее погас.
— Ничего нового в том не будет, Маргарет. Грех всегда падал на мою голову.
— Да, именно поэтому ты должна что-то предпринять, пока еще не поздно.
— Я попытаюсь.
— Ты еще не пыталась. Ты знаешь, чего именно хочет Эдисон Галлант. Он был достаточно прямолинеен вчера вечером. Я увидела желание в его глазах, когда он принял меня за тебя, и потом, когда он разговаривал с тобой. Все, что от тебя требуется — согласиться.
— Значит, ты потому и ушла, оставив меня с ним наедине, чтобы дать мне возможность согласиться на его предложение?
— Ты ведешь себя, как девушка. Что в этом такого ужасного?
— Если ты не понимаешь сама, мне трудно тебе объяснить. — Рива сжала зубы, чтобы не сказать ничего лишнего.
Лицо Маргарет напряглось.
— Я думаю, что всего этого недостаточно, тем более что на карту поставлено будущее твоей дочери.
Рива поглядела на сестру. Она не верила своим ушам: Маргарет признала, что Эрин — ее дочь. Она не раз пыталась заставить ее вслух сказать об этом, но та была упряма. Иногда, особенно наедине, Риве хотелось наорать на нее, чтобы вынудить произнести эти слова. Бывали дни, когда Рива про себя шептала слова «моя дочка», «моя маленькая девочка», просто чтобы саму себя уверить в том, что она когда-то родила ребенка. Маргарет завладела ей полностью. Она даже испугалась, что так неожиданно ей позволено вспомнить о своем материнстве.
Она закашлялась.
— На Эдисона нельзя полагаться, он всегда может отказаться выполнить свою часть договоренности. Более того, он скажет, что желает спать со мной, и это все. Но потом он станет требовать еще чего-нибудь и еще чего-нибудь.
— Чего бы он ни захотел, — произнесла Маргарет, протягивая руку и беря Риву за запястье, — я все равно настаиваю на одном — дай ему то, что он хочет. Если ты так не сделаешь, не знаю, как мы вообще будем жить.
Она еще не закончила говорить, а в дверях появился Ботинки. Он направился к ним, его красное обветренное лицо было нахмурено.
— Что происходит? — спросил он. — Что случилось с Эрин? Похоже, что она плакала. Она промчалась мимо меня, когда я поднимался наверх, и даже не поздоровалась.
Маргарет откинулась в кресле и сделала отчаянный жест рукой.
— Так, ничего особенного.
— Это неправда, Маргарет! Я слышал, что ты говорила Риве, и понял, что это как-то связано с Эрин и сыном Эдисона. Я хочу знать, в чем дело.
Во всем облике Ботинок ощущалась какая-то непоколебимость. Он не слишком-то быстро соображал, но уж если что-то решал, то придерживался своей
— Хорошо, слушай, — сказала его жена, сжимая губы. В нескольких коротких фразах она изложила все, что произошло за то время, что Эрин побывала здесь.
Когда Маргарет закончила, Ботинки покачал головой:
— Все, что необходимо сказать Эрин, — это то, что Джош ее сводный брат.
— Рива не хочет этого, — резко ответила Маргарет.
— Эрин уже взрослая девушка, она сумеет это вынести. — Ботинки стоял на своем.
— Да, конечно, — сухо улыбнулась Рива. — Но сумею ли я?
— Если тебя беспокоит собственная репутация… — начала Маргарет.
— Не моя. Меня беспокоит репутация «Столет корпорейшн», — сказала Рива. — Как уже справедливо заметил Эдисон, вся эта история отразится на слишком большом количестве людей, а не только на мне, в случае, если станет общеизвестной.
Маргарет с мрачным лицом поднялась с кресла.
— Можно сделать только одно. Рива знает что, но она слишком горда для этого. Извините меня, пожалуйста, но мне пора принять лекарство.
Ботинки не собирался следовать за женой. Он стоял и по-прежнему хмурился, пока наконец Рива не заговорила:
— Ботинки, ты хочешь кофе?
— Что? Ах, да, конечно, — ответил он. Она налила ему чашку, а он тем временем уселся в кресло, где сидела Маргарет, положил сахар и размешивал черную жидкость, наблюдая, как она кружится в маленьком водовороте. Наконец он отставил чашку, даже не отпив, и поднял глаза на Риву:
— Она не желает этого, ты же понимаешь.
Рива в этот момент думала об Эрин. Куда именно она умчалась в такой ярости, осторожно ли она ведет машину, не случится ли с ней чего-нибудь.
— Что?
— Я говорю о Маргарет. Она не думает, что ты сделаешь что-нибудь, что сочтешь неподходящим. Она просто огорчена. Когда она сердится, частенько говорит то, что не думает на самом деле. Это уж так повелось.
Он все-таки хороший человек. Рива устало улыбнулась:
— Я знаю, не беспокойся.
Лицо его расправилось, но он еще не закончил.
— Она стала очень религиозной, много читает Библию и молится, почти целый час каждый вечер. Тогда она не пьет виски с кока-колой, что, конечно, лучше, и не принимает на ночь снотворное. У нее в голове какая-то мешанина. Мне кажется, все происшедшее тяготит ее, и чем больше лет проходит, тем больше это на нее давит. Случай с Джошем Галлантом как бы вернул нас всех на несколько лет назад.
— Да, это тяжело нам обеим.
— Дело не только в этом. Она так и не смогла свыкнуться с мыслью, что не имеет собственных детей. Ей, наверное, нужно было бы иметь пятеро или шестеро, чтобы присматривать за ними, быть всегда занятой. Вместо этого у нее всего одно дитя. Мне кажется, что на самом деле она всегда ревновала, что Эрин — твоя дочь, а не
ее. Каким-то образом она считает, что, если бы не забрала тогда ребенка у тебя, Бог бы послал ей ее собственного.
— Тогда она поступила так и полагала, что будет лучше для всех.