Любовь и дым
Шрифт:
— Что ты здесь делаешь? — спросила она. — Как ты смеешь показываться после того, что сделал с Маргарет?
— Маргарет? Я не сделал ничего такого, что противоречило бы ее собственному желанию.
Улыбка его была столь самодовольной, что она хотела бы ударить его по лицу хлыстом.
— Ты лжешь!
— Разве? Что-то я не слышал, чтобы она звала полицию.
— Значит, ты руководствуешься таким критерием, определяя, желает или нет женщина заниматься с тобой сексом: вопит она или нет, когда ты закрываешь ей лапами рот.
— Какой у тебя
— А ты всегда был слишком самодовольным. Удивлена, как это ты не боишься столкнуться с Ботинками.
— Старина Ботинки? А что мне его бояться? Он наполовину и сам верит, что его жена за этим и пришла ко мне.
— Ты сумел его в этом убедить.
— А если и так?
— Да, ты это сделал — чем хуже думает Ботинки о Маргарет, тем лучше ты себя чувствуешь. Что бы ты ни ответил, все лишь тебе на пользу. Что тебе здесь надо?
— Ну что же, раз ты так прямо ставишь вопрос, не вижу необходимости быть излишне вежливым в выражениях. Я приехал сюда, чтобы сказать тебе одну-единственную вещь. Или ты придешь ко мне, как это сделала твоя сестра, или я говорю Эрин, кто ее мать.
Она знала, что это произойдет; не было никакого иного возможного пути, учитывая личность Эдисона.
— Скажешь Эрин? Превосходно! Я и сама о том же подумывала.
— Не пытайся лукавить. Если бы ты хотела так поступить, то давно уже это сделала.
— Возможно. А возможно, и нет. — Она подошла к окну, повернулась к нему спиной. Свет южных летних сумерек проникал через занавеси, бросая отсветы в комнату. В этом ясном свете Рива внимательно поглядела в лицо Эдисону. Оно было опухшим, морщинистым от беспутного образа жизни, совершенно некрасивым. Волосы его заметно поредели. Поэтому он казался довольно слабым. Наконец она сказала:
— Мне интересно, осознаешь ли ты, что теряешь, отказывая мне в столь незначительной услуге. Один мой знакомый сегодня говорил о влиятельных и богатых друзьях. Может быть, стоит тебе напомнить, что я смогу тебе помочь в случае достижения согласия, но смогу и помешать.
Он рассмеялся:
— Никогда не слышал более бессмысленной угрозы.
— Не путай слова с делами.
— Меня никто не сможет испугать. Я иду своим путем, леди, и не вам стать моим препятствием. Мне не нужны ни ваши друзья, ни ваши деньги. У меня вдосталь и того и другого. Но мне нужно оказаться поверх тебя. Я этого хочу, и я это получу, потому что ты сама мне это дашь по той же самой причине, по которой не станешь болтать о том, что было много лет назад. Ты сама напугана и не станешь мешать мне с помощью твоих денежных друзей. Ты боишься потерять то, что имеешь. Тебе нравится быть тетушкой Ривой и миссис Столет из Бон Ви и «Столет корпорейшн». Ты у меня в руках, леди, и чем быстрее ты это поймешь, тем лучше нам обоим будет.
Слова его содержали немалую долю правды, и это превратило ее гнев в холодность. Спокойно и тихо она ответила:
— Я скорее умру.
— О, и это можно устроить.
В словах таилась угроза.
Рива так сосредоточенно разговаривала с человеком, стоявшим перед ней, что не слышала, как открылась входная дверь.
— Становится моей дурной привычкой появляться в самый разгар вашей ссоры, — заметил Ноэль, входя.
Рива ощутила и облегчение, и беспокойство от его появления. Эти чувства были так сильны, что она не сразу нашла что сказать.
— Нет никакой ссоры. Эдисон и я обсуждали одну небольшую несуразицу. Так как наконец мы пришли к взаимопониманию, он собирается уходить.
— Вы собираетесь уходить? — спросил Ноэль Эдисона.
Слова были сказаны вежливо, но в них звучал вызов предыдущих поколений джентльменов-южан, привыкших защищать свою собственность и всех, кто находится в границах этой собственности. Эдисон понял эту интонацию, потому что ответил Ноэлю взглядом, полным ненависти. Он повернулся лицом к нему, широко расставив ноги и уперев кулаки в бедра:
— Я уйду, когда сочту нужным.
Ноэль ринулся на Эдисона с силой отпущенной стальной пружины, схватил его за запястье и повернул вокруг своей оси, заломив руку за спину и крепко ее зажав. Одновременно он схватил Эдисона за шею. Кандидата в губернаторы буквально вышвырнули из комнаты, а он, задыхаясь от ярости, извергал ругательства.
Абрахам уже поджидал их в холле и предусмотрительно открыл парадную дверь. Ноэль с силой швырнул Эдисона, так что тот пролетел через галерею и очутился на ступеньках, едва не потеряв равновесия. Дворецкий захлопнул дверь и отряхнул руки. Насвистывая какой-то мотивчик, он удовлетворенно кивнул Ноэлю и подмигнул Риве, а затем двинулся в глубь холла.
Было слышно, как Эдисон завел мотор машины и с ревом укатил вниз по дорожке. Ноэль повернулся к Риве и двинулся было к ней, но, встревоженная неожиданно серьезным выражением его лица, она отступила в кабинет и отошла к самой дальней стене.
— Абрахам привел тебя, да? — спросила она через плечо.
— Он решил, что меня может заинтересовать происходящее.
— Да? — Что именно слышал Ноэль? Как много он понял? Понять что-либо из его слов было невозможно.
Ноэль ничего больше не ответил — он просто смотрел на нее.
Последние розовые отсветы вечера падали, через окна, и вокруг головы Ривы образовался как будто розовый нимб. В своем кремовом одеянии, с волосами, рассыпанными по плечам, она была каким-то неземным существом, а не из плоти и крови.
Ноэль слышал угрозы Эдисона, и это был достаточный предлог, чтобы наброситься на него. Надо бы как-то загладить свою вину. Он жаждал задать Риве вопросы, взять ее за руки.
Чтобы не совершить ничего импульсивного, Ноэль опустил глаза и сделал вид, что поправляет рукава рубашки. Наконец он произнес: