Любовь и магия-2 (сборник)
Шрифт:
Отец уверенно шел по коридору к своему кабинету.
Это была комната деда, но теперь, как наследник семейного дела, все делал отец. Обстановку здесь не меняли сознательно: массивный стол и стулья остались прежними. Синьор Фантуччи опустился в привычное кресло, а Паоло сел перед ним, стараясь как можно удобнее разместиться на стуле с высокой деревянной спинкой. Отец несколько минут молчал и хмурил брови, будто думая о чем-то таком, что явно не доставляло ему удовольствия. Затем, нахмурился еще раз и начал говорить.
– Эта история, безусловно, прозвучит либо как
Паоло фыркнул, съехал на стуле еще ниже и вытянул ноги.
– Да-да, уж не знаю, была ли она покрыта чешуей и был ли у нее хвост, но прекрасную и юную девушку в белом видел в Венеции каждый нищий…
«Сказки, опять сказки, словно мне по-прежнему пять, и скоро мама отправит меня спать», – пронеслось в голове у Паоло…
– Дня не проходило, чтоб в каналах Венеции не звучали ее прекрасные песни под ярким синим небом. Часто она сидела, свесив ноги в зеленую воду каналов, и пела чудесные песни. И в них было столько радости, красоты, неудержимого веселья, что среди моряков и гондольеров прекрасной Венеции родилось поверье – перед важным делом, далеким походом, войной или путешествием целовать морскую деву. Поцелуй «венецианской рыбки», верили отважные моряки, даровал удачу, радость, уверенность в возвращении домой. Говорили, что морская певунья со смехом дарила морякам касание своих губ. Но был поцелуй ее мимолетен и холоден, будто морская пена, бьющая о борт корабля.
И знала вся Венеция, что в сердце ее «рыбки» столь же темно и холодно, как в морской пучине. Хотя многие молодые люди, забыв очевидное, обольщенные волшебным пением и смехом морской девы, пытались искать ее любви. Самые сладкоголосые менестрели исполняли любовные песни, вызывая у нее лишь задорный и радостный смех. В ответ она пела сама, оставляя неизгладимый след в человеческих сердцах. К ногам ее аристократы и богачи бросали дорогие подарки. Но наутро находили они дары на порогах своих домов вместе с удивительными сокровищами с самого дна синего моря.
Неуловимой, неподкупной, недосягаемой была «венецианская рыбка» – неутолимая радость всей Венеции, принадлежащая лишь городу, который она любила, и никому другому более. Но сыскался среди венецианцев и тот, кто возжелал, чтобы чудо Венеции, ее певунья принадлежала ему, и никому более. Пьетро – так звали того гондольера. Дважды он уже видел среди каналов и венецианских палаццо прозрачно-белое открытое платье и кудри червонного золота морской девы, но ни разу не решился приблизиться. Ведь его тщеславное, горделивое сердце хотело больше, чем один поцелуй. Он хотел покорить венецианскую русалку, внушить ей любовь и стать ее господином.
В снах своих он уже видел себя богатым и знаменитым. Аристократы и даже сам дож кланялись бы ему, владетелю «венецианской рыбки».
Одно тревожило его, ведь все в Венеции знали, что холодному сердцу русалки неведома любовь.
Но Пьетро решил действовать хитростью: не стал он поражать ее ни песнями, ни подарками.
При встрече хитрый гондольер лишь кланялся морской деве да глядел на нее с робостью и печалью, не говоря ни слова. Опускал глаза от ее смеха и песен. И затем так же молча бросал к ее ногам хрупкий белый цветок.
Как ни пыталась юная русалка заставить Пьетро улыбнуться или сорвать с его губ поцелуй, хитрый парень оставался лишь молчалив и робок. Столь неожиданная тактика сначала смутила веселую морскую деву, а затем она стала все чаще вспоминать этого кудрявого задумчивого юношу. И однажды все-таки наклонилась и подняла очередной белый цветок, брошенный Пьетро к ее ногам. Впервые приняла она что-то из рук человека, и этот поступок был словно тайный договор, заключенный между ними.
Монотонный и низкий голос отца, неспешно излагающего историю, так похожую на волшебные сказки детства, подействовал на Паоло, словно голос престидижитатора. Он почти грезил наяву, снова видел хрупкую фигуру в белом, сидящую на пирсе в окружении бежевых стен домов, залитого солнцем венецианского канала… Зеленоватая вода плескалась о борт изогнутой просмоленной гондолы. Паоло видел худощавого черноволосого парня в тонкой сорочке, узких панталонах – себя самого, стоящего на корме с длинным веслом…
– Рассказывают, одна солидная венецианская донна затем клялась, – продолжал отец, – что поздним вечером она видела «венецианскую рыбку» в фонтане во дворе своего дома, задумчивой и с белым цветком в руке.
И уже совсем скоро она подпустила Пьетро так близко, что позволила коснуться своей белой нежной ручки.
Робка и нежна стала «венецианская рыбка». Больше не выпрыгивала она из зеленых вод, чтобы одарить проплывающих мимо мужчин веселым поцелуем. Другими стали и песни ее. Зазвучала в них неведомая ранее томность и страсть. Голос ее был словно нежнейший шелк, пленяющий, сводящий с ума.
Пьетро хоть и чувствовал, что близок он к победе, но боялся спугнуть морскую красавицу, кажется, наконец, полюбившую его.
А между тем рассказы о сладкоголосой сирене Венеции распространились по всей Италии.
Богатые синьоры потянулись в республику свободной аристократии, чтобы послушать «венецианскую рыбку».
Вот и из Перуджи прибыл богатый и знатный граф. Несколько недель он изо дня в день разыскивал часами венецианскую сирену среди городских каналов, чтобы послушать ее пение. И наконец, решил украсить поющей девой свое палаццо. Но разве можно удержать во дворце морскую пену?
Лишь смехом ответила русалка на притязания самолюбивого человека. Всех своих слуг бросил на ее поимку аристократ, но никто не смог даже коснуться ее.
Но однажды один слуга, старый венецианец, рассказал графу о том, что в песнях своих поет русалка о простом гондольере, некоем Пьетро.
Обрадовался своенравный вельможа и повелел найти венецианца. Льстивыми речами и звонкой монетой нашел он дорогу к жадному сердцу гондольера. И сговорились они за большую сумму золотом, что поймает ему хитрый парень «венецианскую рыбку».