Любовь и ревность. Хроники
Шрифт:
– Мне кажется, он есть и теперь. Ты не хочешь это признавать, но он есть. Потому что я тебя люблю, Сейбин. Люблю гораздо сильнее, чем твоя ненаглядная Джен. Которой вообще плевать по большому счету, где ты и с кем ты. Лишь бы вернулся к ней под каблук.
– Давай не будем обсуждать Дженнет. Я уверен в наших чувствах, а у тебя даже не было времени в них разобраться.
– Да чего тут разбираться, – как-то зло хохотнула Эшлин. – Думаешь, я не поняла, зачем ты вчера вечером пришел ко мне? Хотел заставить ее ревновать, да только не вышло. Дейв, мы провели
– Джен не ревнует меня лишь потому, что верит мне, как себе. И вообще, ревность – не гарантия любви. А её отсутствие – не гарантия равнодушия.
– Ошибаешься, милый, – прошипела Мейлстром. – Мы все собственники в душе. И любить без ревности, без эгоистического желания обладания могут только истинные альтруисты, а твоя Дженнет, явно, не из таких. И я тоже не из таких. И хорошо. Я когда-то пыталась себя обмануть, уверяла, что главное для меня – твое счастье, а на самом деле это не так. Знаешь, когда я оказалась в вашем Уоллесе, когда вспомнила о тебе, я вдруг очень захотела отомстить за свое разбитое сердце. И пока ждала тебя на пустыре, выдумывала месть. И выдумала. А потом увидела тебя – и все забыла. Поняла, что еще люблю, как последняя дура. И мстить не могу. Но и делить тебя ни с кем не стану.
– Звучит, как угроза, – заметил Дейв.
– Да ладно, разве я в силах угрожать? Это не угроза, Дейв. Это моя дурацкая, никому не нужная, любовь, которая давно должна была подохнуть, но, похоже, подохнет только вместе со мной. Останови машину!
– Что? Зачем?
– Здесь недалеко, я дойду сама. Останови машину!
– Эшлин, я пообещал довезти тебя.
– Останови!
– Ну ладно, хорошо, не нервничай.
Шоссе было пустынным. Дейв остановился у обочины, и Эшлин немедленно отстегнула ремень и выскочила под дождь. «Сумасшедшая», – подумал Сейбин, вспоминая дрожащие губы и скачущий голос. Совсем сумасшедшая и единственная, кто говорил ему такие слова. Идет по лужам, наплевав на то, что в босоножках, на то, что дождь испортит прическу и смоет косметику. Уходит от него навсегда.
Дейв вышел из машины и почти бегом направился за ней. Догнал, но она не обернулась, пока он не обнял ее и почти силой не потянул назад.
– Любовь не повод мокнуть и ломать каблуки. Пошли, я довезу тебя. Потом поговорим.
Эшлин посмотрела на него, прижалась и всхлипнула. И Сейбин понял, что хотя бы один раз за последние дни принял правильное решение.
– Подумать только, как здесь все обветшало, – вздохнула Мейлстром, стирая пыль с покосившихся перил. – У Риддла был такой уютный домик.
– Слушай, Эшлин, жить здесь проблематично. Никаких условий, все в запустении.
– Я не собираюсь здесь оседать, – усмехнулась Эшлин. – Пережду максимум ночку. Так что не беспокойся.
– Не беспокоиться? Будешь здесь одна всю ночь, в холоде и грязи? Почему тебе было не остаться в нашем доме?
– Потому что… тише! Слышишь?
– Что? Как будто шуршание какое-то на втором этаже? Может, птицы свили гнездо.
– А теперь ходят вокруг него и скрипят половицами? Ну да.
– Оставайся здесь. Я пойду, проверю.
Дейв решительно взбежал по ступенькам, правда, к концу лестницы пожалел об этом – одна ступень скрипнула так отчаянно, что едва не проломилась. Ну, главное, не проломилась. Не успел Сейбин порадоваться своему везению, как обнаружил, что прямо в грудь ему упирается дуло пистолета.
– Где она?! – прошипел незнакомец, выходя из тени коридора. – Где она, спрашиваю?
– Кто она? И кто ты? – только и сумел выдавить Дейв, невольно попятившись.
– Где Эрида, придурок? Если ты не принес, тебе не выйти отсюда живым.
– Послушайте, я вас вообще не знаю, и про какую вы Эриду?
– Я тебя тоже не знаю, и мне плевать. Давай Эриду или прощайся с легкими.
Он оказался напротив пустого оконного проема, и серый свет ненастного дня точнее обрисовал черты его лица. Белые губы, тонкий нос, почти незаметные брови – только черная щетина выделялась на нездорово-бледной коже, да глаза блестели, как у тоскующего по дозе наркомана. Впрочем, понял Дейв по дрожанию руки с пистолетом, слово «как» можно убрать. И он понял еще кое-что…
– Леонард Мак-Киннон! Вот кто ты такой…
– Ты смотри, какой осведомленный! Давай сюда медальон!
– Что у вас тут происходит? – На ступеньках внизу появилась взволнованная Эшлин.
– Это ты, Мейлстром? Ну, наконец-то! – вздохнул Мак-Киннон и чуть-чуть расслабился, но пистолет не убрал.
– А кто еще, Ленни? Успокойся ты, не нервничай, Эрида у меня. Но нам надо спешить. Местная полиция о нас в курсе.
– А этот?
– Пригодится. Если что, будет заложником.
– Что?! – Дейв так изумился, что наплевал на пистолет, и резко повернулся к Эшлин. – Так ты… так что это все значит? Он – правда, твой сообщник? А ты… правда…
«Разыскивается по обвинению в воровстве и предумышленном убийстве».
– Ты – воровка и убийца.
– Я – Эшлин Мейлстром. Остальное тебя не касается, – отрезала она.
– Касалось бы, стань я вашим заложником. Но я не буду им!
Сейбин легко сбежал по ступеням и схватил ее за руку, намереваясь отшвырнуть с дороги, но тут же заметил, что в другой руке она держит пистолет, незаметно выхваченный из сумки.
– Не дергайся, и все будет хорошо, – почти ласково сказала Эшлин. – Иди наверх. Ленни, наручники у тебя найдутся?
– А то, – ухмыльнулся наркоман.
Через две минуты Дейв Сейбин уже был прикован наручниками к трубе отопления. В более унизительном положении ему бывать еще не доводилось, но он даже не из-за этого переживал сейчас. А из-за того, что повелся на болтовню одной коварной сучки и верил каждому ее слову.
– Ловко ты меня сюда заманила, – процедил он, глядя, как Эшлин прячет за пояс ключ от наручников. – Долго придумывала, учила, репетировала? Все эти монологи – про братьев-бандитов, про наследство, про любовь, а?