Любовь и свобода
Шрифт:
Всё. Встал, застегнулся. Осторожно развернулся — как по команде «кругом». Глаза уже немного привыкли к туманной мути, так что впереди уверенно угадывались и тёмные горбы палаток, и ватный ком света вокруг довольно близкого фонаря. Лимон сделал шаг, другой… и вдруг понял, что за спиной его кто-то есть. Не очень близко… но есть. Слышалось сдерживаемое тяжёлое дыхание — и ещё какой-то непонятный звук, как будто воду переливают из чашки в чашку. Сразу вспомнились рассказы Гюд-Фарги, побывавшего на южных границах — о странных чудовищах, появившихся в радиоактивных пустынях, об уродливых
Лимон сделал ещё несколько шагов к палаткам. Тот, кто был позади, тоже сделал несколько шагов и остановился, с трудом дыша. Надо было обернуться, посмотреть, сверкнуть фонариком, поднять тревогу… и внезапно Лимон обнаружил, что ничего такого он просто не в состоянии сделать. А в состоянии — только добраться до палатки, забраться с головой под одеяло и ничего не знать и не видеть.
А если это подкрадывается враг? Если Пандея напала этой ночью? И это парашютист, который…
Никакой это был не парашютист. Это было южное пустынное чудовище, каким-то невозможным способом попавшее сюда. И оно охотилось на Лимона. Оно выслеживало Лимона.
Он бросился бежать и через три шага напоролся на колышек.
Больно было невыносимо, но эта боль белым огнём на миг выжгла страх. Лимон перевернулся на спину, схватил «маячок» и пыхнул им в сторону преследователя.
Рядом, буквально в пяти шагах, стоял, широко расставив передние ноги, громадный горный лось. Лимон впервые видел лося. Но даже сейчас он понял, что со зверем что-то не в порядке. У него было не два ветвистых рога в форме Чаши Мира, как полагалось, а какая-то заросль из рогов, маленьких и больших, — и передние отростки, нависая над лбом, почти совсем закрывали ему глаза. Может быть, лось и видел что-нибудь, но только возле самых копыт. И ещё зубы. Они не помещались во рту и торчали в разные стороны — и некоторые, кажется, сквозь губы и щёки.
И ещё на нём совсем не было шерсти. Чёрная гладкая, местами потёртая, местами в коростах — кожа. Будто это не зверь вовсе, а огромный старый ботинок.
— Порох! — крикнул Лимон, уже не таясь; своего голоса он не узнал. — Порох, проснись!
— Что? — сказали совсем рядом. — Это ты, Лимон?
— Я! Возьми ружьё, патроны с пулями — и за палатку, быстро. Без света. Я услышу, дам свет.
— Сейчас…
Да, Порох был парень что надо — буквально через десять секунд Лимон услышал позади негромкие шаги и поклацывание металла о металл: Порох загонял патроны в магазин.
— Смотри… — тихо сказал Лимон, не оборачиваясь. И нажал кнопку «маячка».
Туман полыхнул в ответ. Совершенно пустой туман.
Порох присел рядом.
— Что там хоть было-то? — спросил он.
— Лось… или похожее на лося… не знаю. Слишком много рогов, голый, чёрный…
— Пойдём, — сказал Порох.
Лимон попробовал встать, но разбитая нога подломилась.
— Ой, ма… — протянул Лимон, холодея от предчувствий.
Он стянул тапочек, ожидая увидеть жуткое кровавое месиво, однако всё, вроде бы, было цело — просто до ступни не дотронуться, и как-то странно: с одной стороны, жутко больно, с другой — пальцы ничего не чувствовали.
— А-а… — опёрся на пятку, поднялся с помощью Пороха, дальше попрыгал на одной ноге, разбитую держа на весу.
Навстречу уже бежали с фонарями…
— Ну вот, — сказала медсестра, обрезая кончики бинта. — Дня три так походишь, потом придёшь, снимем. Кости целы, а ногти вырастут новые, лучше старых будут. Ну а пока — никаких игр, никакой строевой, никаких походов… Может, в город? Машина утром пойдёт…
— Нет, — сказал Лимон, — у меня тут хитроумный брат, за ним специальный надзор нужен, а в городе сейчас никого. Я лучше в мастерской поработаю, змеев поделаю.
— Как желаешь, моё дело предложить. Да, главное, костылём никого не бей, костыль казённый, денег стоит.
— Так точно!
Применится к неудобной подпорке не получилось, но до выхода из медицинского шатра Лимон кое-как добрался. Там его ждали.
— Вот теперь ты будешь Костыль, — сказал Костыль.
— Костыль-два. Костыль возвращается. Костыль против болотного чудовища, — подхватил Порох. — Давай сюда эту дурацкую железяку…
Он отобрал у Лимона костыль и подставил плечо. Костыль подставил другое. И они почти нормальным шагом направились к палатке.
— Следы нашли, — сказал Порох. — Непонятно чьи, но здоровенные. Так что ты был прав.
— Хорошо, — сказал Лимон. — А то я, честное слово, подумал уже, что башкой жёстко приложился.
— Лучше бы башкой, — сказал Порох. — Жёстко.
— Мне дядька рассказывал, что такие вот уродские звери водятся вокруг долины Зартак. По ней в войну кобальтовой бомбой шарахнули, чтобы их вывести, а они только сильней плодиться стали, — пояснил Костыль. — А теперь вот, видишь — сюда ломанулись.
— Литиевой, — сказал Порох. Он знал всё.
— Да, мать Сапога рассказывала тоже… вроде как горцы оттуда бегут… — вспомнил Лимон. — Парни, а ведь если это всё так… накрылся наш лагерь? Или какую-нибудь охрану пришлют, всё проволокой обнесут и нас выпускать не будут…
— Лучше б война, — сказал Шило.
— А ты здесь откуда? — оглянулся Лимон.
— А я за вами иду. Думаю, вдруг сзади кто будет подкрадываться — я вас и предупредю.
— Своим последним криком, — сказал Костыль.
— Размечтались, — сказал Шило. — Не дождётесь.
— Как раз твоя палатка, — сказал Лимон. — Иди, досыпай.
— Уже не хочу. Скоро и так подъём. Вы же не будете ложиться?
— Всё равно делать-то нечего, — вздохнул Лимон.
— Можно посидеть, поговорить.
— Ага. Среди палаток. Ты никого не видишь, но все тебя слышат. Думать надо, младший. Головой, — Лимон стукнул себя костяшками пальцев по лбу; получилось довольно громко.
— Вот почему когда ты себя по лбу стучишь, то как по ящику получается, а я себя — как по подушке? — спросил Шило.