Любовь из капель дождя

Бет Мишель

— Знаешь, мне чертовы двадцать лет, а такое ощущение, будто сорок. Я работаю, прихожу домой, а потом просыпаюсь и снова иду на работу. Я не учусь в колледже, не хожу на вечеринки и не занимаюсь тем, что должен делать парень в моем возрасте.

— Ну и что, Дилан? Дело не в том, что, как ты думаешь, тебе следует делать. У каждого свой путь. Речь о твоих желаниях. Чего ты хочешь?

Такой простой вопрос, и помимо очевидного — что, похоже, очевидно для всех, кроме Эви, — я понятия не имею, чего хочу.

— Неужели ты не понимаешь?

В том-то и дело. Тебе двадцать. Ты можешь ходить и делать все, что захочешь. Ты не застрял во времени. Единственный, кто ограничивает тебя, — ты сам. Даже не знаю... Иногда мне кажется, что ты считаешь себя эгоистом. Но ты молод, Дилан. Ты должен быть эгоистом. Если когда-нибудь и наступит время подумать о себе, то сейчас тот момент. Так что, если ты хочешь пойти в художественную школу, профессионально заняться бейсболом или даже полететь на Луну — просто сделай это.

Впервые за сегодняшний вечер я искренне смеюсь.

— Ты мой личный рекламный ролик Nike, знаешь это? Уверена, что хочешь изучать английскую литературу, а не психологию? (Примеч. слоган Nike «Just do it», что переводится как «Просто сделай это»).

— Уф, нет, — посмеивается она, — оставлю это экспертам.

— Хотя, знаешь, это же смешно, — размышляю я, пытаясь осознать иронию всего происходящего. — Отец сильно меня изводил, и можно было предположить, что я стану преуспевающим человеком, но на самом деле все вышло иначе. Интересно, на подсознательном уровне я умышленно сделал это? Держу пари, Нора пришла бы от этого в восторг.

— Уверена, так и есть. — Улыбка Эви теплая и успокаивающая. — Говоря о Норе, я видела ее на днях.

— Как поживает сумасшедшая Нора?

Я выдыхаю, радуясь, что хотя бы ненадолго отвлекаюсь от собственных мыслей. Эви гораздо интереснее.

— Прекрасно. — В ее голосе столько восхищения, отчего я улыбаюсь. — Я так горжусь ей, понимаешь? Она живет своей мечтой. Нора с детства хотела стать психологом и уже через два года получит диплом.

Все сто семьдесят три сантиметра ее роста сосредоточены на мне. Эви фыркает:

— Помнишь, как однажды ты зашел к нам, а она усадила меня за мамин стол, когда сама расположилась в большом кожаном кресле с блокнотом в руках. Боже мой, — смеется девушка, и этот звук отражается в моем сердце, — она задавала вопросы, снова и снова. Как прошел мой день, есть ли что-то, что беспокоит меня и что мы должны обсудить? Когда спустя час сработал таймер, Нора вывела меня из моего же дома, пожала руку и вручила упаковку «Тик Так».

Пока мы смеемся над этим, мой разум отдыхает, но затем непрошенные мысли снова закрадываются в голову.

— Бабушка сказала, что моя мама хотела стать танцовщицей. Похоже, она даже поступила в Джулиард.

— Что? — визжит Эви от удивления. Точная копия моего собственного ответа. —

Давай-ка поподробнее об этом. Не представляю твою маму танцовщицей. Она была такой сдержанной. Даже не знала, что она наслаждалась музыкой. Очевидно, я многого о ней не знала.

Мое горло раздирает от тоски, но я прочищаю его, надеясь протолкнуть образовавшийся ком.

— Иногда я видел, как она, казалось, часами сидела в кресле у окна, уставившись на что-то. Мне всегда было интересно, на что она смотрит. Когда я звал ее, и мама поворачивалась ко мне, было такое чувство, словно она даже не видела меня. Как будто была где-то еще.

Эви успокаивающе сжимает мою руку, когда прохладный ветерок начинает хлестать мою кожу, отряхивая частички прошлого, которое я хотел бы забыть.

Когда мы достигаем конца улицы и в центре внимания оказывается Хиллдейл-Парк, все уже забыто. Я украдкой смотрю на Эви. Уголки ее губ приподнимаются в улыбке, и я понимаю, что она заметила это.

Глава 18

Эви

Он знает о ней все

Я вижу качели, и меня тут же накрывают воспоминания. Один за другим на меня волной накатывает поток ощущений. Я вижу маму. Ее карамельные волосы, развевающиеся на ветру, прикрывают улыбку. Она раскачивает меня на качелях, и я хихикаю. Мои длинные ноги свисают с края металлического сиденья. Маленькие ручки скользят по веревкам, теперь обветшавшим из-за погоды и из-за времени. И мама всегда рассказывала истории, каждая из которых отличалась от предыдущей.

Иногда она рассказывала о ветре и о деревьях, небе или солнце. Главной героиней всех историй всегда была маленькая девочка. Крошка с ярко-рыжими косичками, в штанишках, которые были малы для ее вытянувшейся фигуры. Но она всегда улыбалась и любила смеяться.

Я моргаю, и образ моей матери исчезает, оставив вместо себя мальчика. Растрепанные темные волосы прикрывают его большие карие глаза. День ото дня он стоял там, раскачивая меня на тех самых качелях; слушая мои истошные крики, когда я рыдала после потери мамы и папы; подставляя свое плечо, когда я была не в силах держать голову от горя. Мой взгляд затуманен, сердце разрывается, но одновременно наполняется теплом. Дилан просто был подростком. Мальчишкой, который и сам переживал нелегкие времена. Но все же он понимал меня, потому что тоже пережил потерю.

— Садись.

Его спокойный голос вырывает меня из воспоминаний, и я обнаруживаю, что мы уже стоим рядом с качелями. Ноги несут меня вперед, оставив мысли далеко позади.

Качели выглядят точно так же, какими я их запомнила.

— Они не сильно изменились, да, Диллс?

— Да. — Он легко раскачивает меня, и я знаю, что в этот момент он улыбается. — Но нам бы этого и не хотелось, верно?

Я замираю, рассматривая красивый дуб, каждая ветвь которого тянется к другой, как будто они отчаянно нуждаются друг в друге.