Любовь из капель дождя
Шрифт:
Моя единственная константа.
Эви хлопает дверью своей машины, и мне кажется, я начинаю дышать впервые за последний час, проведенный на ее крыльце.
— Дилан?
Я поднимаю голову и, не говоря ни слова, направляюсь к ней. Обнимаю ее, возможно, слишком сильно сжимая, а затем утыкаюсь лицом в ее волосы.
— Эй, похоже, ты рад меня видеть, — поддразнивает она. Но когда отступает, то видит, что я не смеюсь. — Что такое? Что случилось?
— Все.
Несколько секунд девушка всматривается в мое лицо, а потом берет мою руку в свою.
— Давай войдем в дом.
Эви включает свет,
— Хочешь воды или, может, кока-колы?
Я качаю головой и падаю на диван. Все мое тело стало расслабленным, и ощущение такое, будто я подцепил простуду. Хотелось бы, чтобы я вовсе ничего не знал.
Эви садится рядом со мной, скрестив ноги и повернувшись ко мне лицом, полностью сосредоточив на мне внимание. Она опускает ладонь на мою руку, и мои мышцы расслабляются.
— Скажи мне, что произошло.
Я вздыхаю, но это не помогает избавиться от всепоглощающего опустошения, которое каким-то образом охватило меня и не желает покидать. Повернув голову, я встречаюсь взглядом с ее голубыми глазами, в которых читается беспокойство.
— Люк Бейн умер.
От удивления она складывает губы в букву «О», сначала расширяет глаза, а затем прищуривается.
— О Боже, Дилан. Мне очень жаль.
Эви тут же приближается, кладет голову на мое плечо и снова берет меня за руку.
Тот факт, что она не спрашивает, как это произошло, имеет для меня большое значение. Единственное, что ее беспокоит, — это я, и как я со всем справляюсь. Именно поэтому я каждый раз изливаю ей свою душу, черт побери.
— Когда я впервые встретил Люка в центре, он... Он строил из себя крутого парня. Но я видел его нутро насквозь. Может, потому что чувствовал то же самое. Под всей этой крутизной он был сломлен. Гораздо больше, чем я. — Я тупо пялюсь на картины, висящие на стене. — Я думал, что он оправился. Мы иногда тусовались вместе, и казалось, что у него все хорошо. — Свободной рукой я тянусь к голове, сжимая виски, чтобы унять боль. — Похоже, это была игра. Сегодня в закусочной я встретил мистера Томсона. Люк... Он покончил с собой в прошлом году. Должно быть, он испытывал нестерпимую боль. Такое ощущение, что у моей мамы было так же.
Эви забирается ко мне на колени и обнимает за шею. В течение долгого времени я молчу, погрязнув в круговороте мыслей, пока меня одолевают воспоминания.
Когда я, наконец, говорю, мой голос тих, пропитан болью и сожалением:
— Я был так зол. Постоянно срывался. Оглядываясь назад, я удивляюсь тому, кто, черт возьми, это был… Пьянки, драки, даже наркотики употреблял. Тогда я ничего не понимал, — признаю я, — но сейчас до меня дошло. Особенно касаемо драк. Я будто жаждал все контролировать. Мне было плевать, насколько будет больно, потому что это заглушало другую боль, над которой я не имел контроля. Господи, Эви, не понимаю, как ты терпела меня?
Подняв голову, она немного отстраняется и убирает волосы, закрывающие мои глаза.
— А я и не терпела. Я поставила тебя на место, помнишь?
И я вспоминаю.
— Так и знала, что найду тебя здесь, — сказала Эви, приближаясь ко мне в парке так, словно я дикое животное.
Разумеется,
— Что ты здесь забыла, Эви? — спросил я, не глядя на нее.
Я не хотел видеть разочарование в ее глазах, которое также было во взглядах окружающих. Вместо этого я злился и пинал камни, лежащие на тротуаре. Так было проще.
— Послушай, я знаю, что посещать внешкольную программу — это отстой, но…
— Нет, ты не знаешь, Эви. Потому что ты хорошая, добрая, идеальная. И ты никогда не сделаешь ничего плохого. В отличие от меня. — Я схватил камень и бросил его в ближайшее дерево. — Посмотри правде в глаза. Я — неудачник. Именно так отец всегда меня называл. — Я засмеялся, но смех получился неестественным. — Теперь у меня есть задания по дому. Выполняю дерьмо, которое не хочу делать. Даже начищаю долбанные туалеты. Я сказал Джорди, что не буду этого делать, и он может проваливать ко всем чертям.
— Дилан.
Что-то в ее голосе заставило меня повернуться, и я удивился, не обнаружив в ее взгляде разочарования. Только сострадание и решимость. Уперев руки в бедра, она посмотрела на меня своими красивыми глазами.
— Ты не неудачник. Бабушка Молли и Джорди лишь пытаются помочь тебе, а ты... Ну... Ты ведешь себя как...
— Выкладывай, Эви.
Она так тяжело вздохнула, и, клянусь, воздух хлестнул меня по лицу.
— Они любят тебя, а ты ведешь себя, как колоссальный придурок! — закричала она. — Возьми себя в руки!
— Колоссальный придурок?
— Да, самый колоссальный, — произнесла Эви, выпрямляясь и пытаясь казаться выше меня ростом.
— Нет такого слова, Хоппер. И я знаю, что ты хотела сказать «мудак». Ничего страшного, можешь выругаться.
— Нет.
С минуту я стоял, уставившись в землю, ожидая, пока гнев частично отступит. Затем я снова посмотрел на Эви.
— Колоссальный, да? — Я ничего не мог с собой поделать и разразился смехом.
— Ага. — Вскоре она тоже засмеялась. — А теперь давай пойдем в 7-Eleven и закажем голубой слаши. (Примеч. «Слаши» — разновидность освежающих напитков, изготовленных из фруктового сиропа с кубиками льда и кусочками ягод или фруктов).
— Я знала, что ты переживаешь ад, Дилан. — Голос Эви возвращает меня в реальность. — Ты был ребенком, и ни один из детей никогда не должен переживать подобное. У всего, что может вытерпеть один человек, есть предел. Кроме того, друзья не бросают друг друга. Не забывай, что даже после всего случившегося, когда умерли мои родители, ты каждую минуту был рядом со мной. Я бы не справилась с этим без тебя.