Любовь… любовь?

Барстоу Стэн

— Давайте-ка лучше отнесем его наверх, — сказала мать, и сержант кивнул. Он, как ребенка, поднял Кристи, на руки и понес по лестнице в спальню, а Кристи продолжал плакать, уткнувшись головой ему в грудь.

Сержант отошел в сторону и молча смотрел, как мать, торопливо раздев сына, крепко растирает его махровым полотенцем. Потом она укрыла Кристи, заботливо подоткнув одеяло со всех сторон. Во взгляде сержанта читалось сочувствие. Чиркнув спичкой, мать затеплила ночник, стоявший в миске с водой на комоде. Кристи тихонько плакал.

— Он не любит темноты, — пояснила мать, собирая мокрую одежду Кристи и выпроваживая сержанта из комнаты. — Думаю, теперь он уснет.

Спустившись вниз, сержант вдруг вспомнил, что следует снять головной убор, и вытер вспотевший лоб.

— Все насквозь мокрое, — сказала мать, щупая одежду сына. — До нитки. Что же такое случилось с ним?

— Его, видно, как-то угораздило упасть в реку, — сказал сержант. — Джонсон, наш постовой, доложил мне, что сынок ваш прибежал к нему весь мокрехонек и все кричал, что там, дескать, в реке Томми Флинн. Но когда Джонсон пошел с ним туда, там никого не оказалось, — плавал только труп собаки. Похоже, что ваш сын мертвую собаку и принял за этого самого Томми Флинна.

Мать опустила голову и закрыла лицо руками.

— Джонсон-то не придал этому значения. Он говорит, что часто видал вашего сына в городе и знает… — Сержант смешался и умолк.

— Он знает, что у Кристи голова не в порядке, — сказала вдова.

— Ну да, примерно так, миссис. — Сержант переступил с ноги на ногу. Затем с таким видом, будто его только сейчас осенило, полез за блокнотом в карман.

— Вам, понятно, не до того, — сказал он, — но я должен представить рапорт. Может, вы сообщите мне кое-какие сведения о вашем сыне…

— А что вы хотите знать?

— Ну, при чем тут этот самый Томми Флинн? И почему ваш парень так его разыскивает?

— Он встретился с ним во время войны, — сказала вдова, подняв голову и глядя куда-то мимо сержанта. — Мой сын служил в торговом флоте. Он был вполне здоров тогда. Такой же был, как все. А этот Томми Флинн был его закадычным другом. Кристи, бывало, в каждом своем письме домой поминал про Томми Флинна. Ни о чем другом не писал — все про него. Во всех письмах — все Томми Флинн да Томми Флинн, что Томми Флинн сказал да что Томми Флинн сделал. Да еще о том, как они с Томми Флинном заживут, когда окончится война. Они надумали открыть на паях предприятие по мытью окон. Томми Флинн говорил, что после войны будет большая нехватка рабочих рук по этой части, и все, что им потребуется, — это пара лестниц да тележка, и тогда денежки так и польются им в карман… Ну, словом, Кристи уже все обдумал: как Томми Флинн приедет сюда и поселится с нами. Томми был сирота. А я, что ж, я тоже была не против, он, похоже, славный был малый и сметливый, знал что к чему и о Кристи заботился…

— Вы сами-то его никогда не видали? — спросил сержант.

Вдова покачала головой.

— Нет, никогда, но Кристи был о нем очень высокого мнения. Вы понимаете, Кристи почти не помнил отца, а этот Томми Флинн был немного старше его. И он вроде как опекал Кристи. А потом, когда война уже шла к концу, на их корабль напал японский самолет одного из этих летчиков-смертников, камикадзе, и корабль сгорел. А Кристи бог весть сколько носило по морю на каких-то обломках. Когда его подобрали, он был совсем не в себе и только все спрашивал про Томми Флинна. Всё считали, что Томми, верно, затонул вместе с кораблем, но Кристи не хотел этому верить. Он начинал беситься и кричал, что они все лгут.

— Но его же небось полечили?

— Да, конечно, его лечили. Но сказали, что совсем, до конца, излечить нельзя. Только вы бы никогда ничего за ним не заметили, пока на него не накатит. И когда он воротился домой, первое время с ним этого даже не случалось.

— А как часто бывают у него эти… как их… припадки? — спросил сержант.

— Да нет, не часто. Иной раз целый месяц пройдет и хоть бы что. Просто людям кажется, что он какой-то немножко туповатый. А до чего же был смышленый прежде…

— Так почему бы вам не показать его еще какому-нибудь доктору? — посоветовал сержант. — Ведь этак он чего и сотворить над собой может.

— Я обращалась к доктору, — сказала вдова. — А потом попробовала поговорить об этом с Кристи… ну, понятное дело, когда он был в нормальном состоянии. Но он стал просить меня и молить, чтобы я не позволяла увозить его из дому. Страшно расстроился вдруг и заплакал. Сказал, что умрет, если его куда-нибудь запрячут… Вот что самое скверное, понимаете, — то, что он не болен, не здоров. Иначе я бы уж знала, что надо делать…

У нее перехватило горло и задрожали губы, но она тут же твердо сжала их и посмотрела на сержанта.

— Вы приглядите за ним, если он попадется вам на глаза, хорошо, сержант? — спросила она.

— Я пригляжу, — заверил ее сержант, хмуря брови. — Но все же на вашем месте я бы полечил его еще маленько, миссис.

— Может, вы и правы, — сказала вдова. — Теперь, пожалуй, придется подумать об этом снова.

Сержант взял каску.

— А как насчет того, что он натворил сегодня ночью? — спросила вдова. — Ничего не будет?

— Нет, не думаю. Рапорт, конечно, написать придется. Да обойдется, ничего. Он ведь не нарушил закона.

«На этот раз нет», — подумал сержант про себя и сунул руку за борт мундира.

— Вот, кстати, возьмите-ка это. Вывалилось у него из кармана. — Сержант положил мокрые бумажки на стол. — Четыре фунта.

Он заметил изумление и испуг, отразившиеся в глазах матери, прежде чем она успела отвести взгляд.

— Вы что ж, не против, чтобы он брал с собой столько денег, сколько ему вздумается? — спросил он, наблюдая за вдовой.

— Нет, не всегда… Но все же у него должны быть деньги в кармане… так надежнее, думается мне, — на случай, если он попадет в какую-нибудь переделку.

Сержант кивнул; затем, прежде чем взяться за ручку двери, еще раз поглядел на вдову.

— Ну ладно, я пойду.

Вдова, казалось, пробудилась от задумчивости.

— Да, да, хорошо… Спасибо и извините за беспокойство.

— Я только исполняю свою обязанность, миссис. — И сержант, пожелав вдове спокойной ночи, шагнул за порог.