Любовь… любовь?
Шрифт:
— Я уж думала, что ты совсем не приедешь, — сказала она, пробираясь к нему поближе между могил. — Мы даже по радио пытались с тобой связаться…
— Я был в море, — сказал он. — Вы меня здорово удивили. Никак не мог понять, почему это вы вдруг обо мне вспомнили.
— Это Генри надумал передать по радио.
— Вот уж кому, кому, но чтобы я Генри мог понадобиться, этого, признаться, не ожидал.
— Это он ради отца… Отец хотел тебя видеть.
— Отец? Меня?
Опустившись на колени, она утвердила вазу в углублении между мраморными
— Не будь таким злопамятным, Артур. Все эти обиды давно позади… И теперь ты можешь радоваться — он ушел от нас, а тебя здесь даже не было.
— Злопамятным! — повторил он. — Радоваться! Он же проклял меня и выгнал из дому… Стоял на крыльце и орал, чтобы я не смел больше переступать порог его дома. Ты же знаешь, как это было, Энни. Ты все слышала. Ну и притом, — добавил он, так как она ничего не ответила, — я ведь был в море. Плыл с Кубы. Не мог же я зафрахтовать себе самолет.
— Откуда же ты узнал, что он умер? Почему ты пришел сюда, а не прямо домой?
— Какой-то малый сказал мне. Я встретил его в городе на улице, и он меня признал, а я даже не мог припомнить, кто он такой. Ну, как он мне сказал, так я и пришел прямо сюда.
Он стоял, глубоко засунув руки в карманы плаща, и смотрел, как она устанавливает цветы в вазе, иной раз обрывая стебли покороче, чтобы букет выглядел красивее.
— Это ты ухаживаешь за могилой? — спросил он. — Это все твоих рук дело?
— Я и раньше всегда ухаживала, — сказала она и, помолчав, продолжала без малейшего оттенка досады: — Остальные заглядывают на кладбище только на пасху, а я хожу сюда круглый год. Когда мы схоронили маму, я всегда заботилась об ее могилке, ну, а теперь их здесь стало двое, но ухода, в общем-то, не прибавилось.
— Здесь еще хватит места и для других, — сказал он. — Как тогда? Ты с такой же охотой будешь ухаживать за могилой Генри или Сисси?
— А может, это буду я, — сказала она. — Тогда как?
— Ты их переживешь.
— Может статься, — сказала она. — Ну, а может, это будет Люси: она старше всех нас.
— Люси?
Сестра быстро, искоса поглядела на него.
— Папина вторая жена. Я ее имела в виду.
— Он, выходит дело, женился снова?
— Восемь лет назад. — Она поднялась с колен и взглянула брату в глаза, стоя по другую сторону могилы. — Ты не мог этого знать, потому что никогда не давал о себе вестей.
Он пожал плечами, чувствуя себя неловко под ее прямым пытливым взглядом.
— Ну, ты же понимаешь, как это бывает. Меня носило по всему свету: то в Канаду, то в Австралию, то в Сингапур. Теперь был в Южной Америке… Да и в чем я, если на то пошло, виноват? Разве кому-нибудь из вас интересно было обо мне знать? Ну и мне тоже не хотелось ничего ни о ком знать. Ни о ком, кроме тебя, Энн. Я часто думал о тебе, как-то ты живешь. — Его взгляд скользнул по ее обнаженной девичьей руке, затем он снова поглядел ей в лицо. — Знаешь, я очень рад, что свиделся с тобой, Энни.
Ее глаза потеплели.
— И
— Умер? — Он рассмеялся. — Ну, нет, Энни. Ты ведь знаешь поверье — это только хороших людей господь рано прибирает к себе.
— А ты, значит, плохой, так, что ли?
Он сразу ощетинился, когда она так всерьез приняла его в шутку сказанные слова.
— Уж по крайности никогда не прикидывался, будто я лучше, чем есть.
— Как некоторые другие, так, что ли?
— Я ведь ничего не сказал.
— Но ты же это имел в виду?
— Послушай, — промолвил он, неловко переминаясь с ноги на ногу, — ну, к чему ты это завела? Сначала обвинила меня в том, что я злопамятный, а теперь говоришь за меня то, чего я не говорил. Мы с тобой пятнадцать лет не видались, Энни. Зачем ты так?
— Да, ты прав. — Она подняла корзинку, надела ее на руку. — Прости меня, Артур. Просто уж очень мне обидно было, что ты не поспел вовремя.
— Как это случилось?
— Бронхит. Застарелый недуг. Он уже много лет от него страдал. А последние холода доконали его.
Они снова вышли на асфальтовую дорожку и начали взбираться по склону холма, направляясь к воротам кладбища.
— Интересно, — сказала она, помолчав, — что ты почувствовал, возвратившись сюда после стольких лет?
— Странно как-то, конечно, поначалу… — Он нахмурился. — А в общем-то, мало что здесь изменилось: два-три новых дома… Хотя что-то все же стало вроде бы по-иному.
— Это тебе так кажется просто оттого, что ты давно здесь не был.
— Да, конечно, все уже кажется каким-то другим, если ты долго был в отсутствии.
Она опять бросила на него искоса быстрый взгляд снизу вверх.
— Все?
— Да нет, пожалуй, — неуверенно сказал он. — Пожалуй, не все.
Она глубоко вздохнула, и, когда он снова заговорил, голос его звучал чуть резче — в нем, сквозила досада.
— Все мы какими были, такими и остались, Энни. Ты, может, думала, увидав меня, что Генри и Сисси примут блудного сына с распростертыми объятиями? Я был отсюда далеко, вы по-прежнему жили здесь, но все равно, и вы и я — мы все те же, те же самые люди.
— А он уже не был прежним.
— Кто?
— Отец… Ты бы просто глазам своим не поверил, как он переменился. Никогда бы ты не подумал, что эта женщина может сотворить с ним такое — это нужно было видеть. Но я-то видела. Я все время наблюдала, как происходила в нем эта перемена — из месяца в месяц, изо дня в день даже.
— Что же это такое она с ним сотворила?
— Она смягчила его сердце, Артур. Научила его кротости. Через несколько лет после женитьбы на ней он был уже совсем другим человеком. Точно вся эта злоба и ожесточенность капля по капле испарилась из него. И тогда он, снова захотел тебя видеть. Это стало самым заветным его желанием — повидаться с тобой перед смертью.