Любовь моя
Шрифт:
— Мне тоже кое-что непонятно. Почему священник доволен, что девушка его сына ушла в монастырь? Он хочет, чтобы церковь воспитала ему послушную овечку-невестку? — спросила Инна, вспомнив последнюю главу книги. — Или он рекомендует каждой девушке, познавшей безответную любовь, отправляться в монастырь?
— Я бы не спешила так утверждать. Если я правильно поняла Аню, Вера влюбилась в священника, и это определило ее путь. Не суди Церковь, не изучив основательно проблему. Ты же веришь в Высшую, пока неопознанную силу? Или этот вопрос у тебя, как и у Ани,
— Это другое, — резко возразила Аня, вынужденная признать частичную справедливость замечания оппонента. — Моя вера призывает к познанию, а не к молчаливому подчинению начальникам от религии. В моем мировосприятии научные подходы занимают намного большее место, чем религиозные. Просто иногда кажется, что последний шанс в жизни человека зависит не от него, а еще от чего-то: от чуда или от взгляда свыше…
— Все мы дремучие: Жанна в одном темная, мы в другом, — рассмеялась Инна и скосила глаза на Лену.
— Священник — герой книги — может быть, далеко не во всем положительный, но не будем распространять свою к нему нелюбовь на всех служителей веры, — попросила Жанна. — А Богу можно служить и в церкви, и в лаборатории.
— Нет, я понимаю, все мы православные, и, возможно, неверием опрометчиво себя в чем-то обедняем, но я не могу верить в ненаучное, недоказанное, тем более, что и мое собственное понимание не тождественно «благой вести», — сказала Аня. — По мне так неверие в себя, в свои силы более опасно.
— Если доктор все знает о болезни пациента, это не значит, что он должен говорить ему, что тот через месяц умрет. Есть Бог или нет — это не научный момент, а факт веры. Может, есть нравственные пределы, границы, куда наука не должна заглядывать? Я знаю одно: человеку назначено царствовать на Земле, и жизнь каждого из нас связана с нашей планетой очень тонкими, но прочными нитями судьбы, — заявила Жанна.
— Я вся на эмоциях. Как мне детям про это объяснять? Они же спрашивают.
— Ты умная, сумеешь кратко и неэмоционально донести им свое мнение, сильно не углубляясь в теорию, — сказала Инна. — Не к оправданию или презрению призывай, а к пониманию простых житейских истин и заповедей.
Женщины замолчали. Видно устали от диспута и от непонимания. Им не хватало аргументов для того, чтобы стать на ту или другую сторону по отношению к герою книги.
«Засыпают! — возликовала в душе Лена, и блаженно улыбаясь, начала погружаться в теплую дрему.
*
Лена слышит, как Аня с Жанной громко шепчутся.
— …Меня пугают массовые мусульманские моления. Как стадо послушных овец или как при военном коммунизме…
— Где твоя веротерпимость?
— К моим знакомым часто приходят в гости родственники со стороны зятя, но ведут себя в их доме как хозяева, заставляя всех выслушивать их молитвы перед обедом. Они помешаны на американском христианстве.
— Религия тут не причем. Я предполагаю в них элементарную
— Мне так не кажется. Они намеренно нагло себя ведут, как миссионеры навязывают свою религию. У них нет ни малейшего сомнения в своей правоте. Это уже попахивает фанатизмом. Я «крайних» боюсь. Вера, если она в избытке, может ожесточить людей, сделать их несгибаемыми, неумолимыми. Загнать бы джина религиозного экстремизма назад в бутылку. Я недавно краем уха услышала по телеку, будто мусульмане возобновляют обряд обрезания у женщин. Правда, сейчас иногда с экрана такое несут… У мужчин это нормальная гигиеническая процедура, а что можно отрезать у женщины?
— Малые и большие половые губы.
— Варвары!! Не могу поверить в это издевательство. Зачем губить природную красоту? — изумилась Аня.
— Наверное, чтобы уменьшить женскую сексуальность.
— Мужчины там все импотенты и дикие ревнивцы?
Поэтому заставляют своих жен кутаться с ног до головы? Мужики слабаки, а женщины обязаны страдать? Вот всегда так. И это в двадцать первом веке! Инны на них не хватает. Она бы порядок навела, — пошутила Аня. — Слава Богу, наши мужчины без подобных заскоков. Может, всё это неправда, выдумки непорядочных людей?
— Похоже на то.
— И не стыдно вам? — прошептала Лена.
— Так ведь по телевизору… — как пойманная на глупости школьница, засмущалась Аня.
— А мозги для чего?
— Моя подруга замужем за иранцем, они вместе в Ленинградском университете учились. У них прекрасная семья, построенная на любви и уважении. Так вот она утверждает, что женщины там чувствуют себя более защищенными, чем у нас в России. Они мало участвуют в общественной жизни страны, но в семье их роль определяющая, потому что устои института семьи очень крепкие, — сообщила Инна.
— Думаю, во многом эти устои, как и у нас, зависят от личных качеств каждого мужчины, — не поверила Аня. — Повезло твоей подруге.
— А что ты, Жанна, сообщишь нам о религиозной сущности русского народа? — задала вопрос Инна.
— Причем здесь русский — не русский. Бог — един, Он вне места, вне времени и пространства. Он не отвечает за отклонения в психике своей паствы, — нервно отмахнулась та.
— И это всё, что ты можешь сказать? Почему Он не хочет навести порядок на планете?
— Это дело людей. Бог дал им свободу.
— Вот собрать бы все религии за одним столом… —
вздохнула Аня.
— Это твоя личная утопия? Бесхитростная ты, перфекционистка. Может, и хорошо, что все они разные? Воссоединение всех в едином церковном порыве… тоже может быть очень опасным. Кто-то должен быть «за», кто-то — «против».
— Все мы находимся в сложном напряженном диалоге… Ты тоже пыталась коснуться неба и искала справедливости в крайностях, — упрекнула Аня Инну.
— Ты права. Хотелось бы разделить в человеке плохое и хорошее, и плохое уничтожить. Но это невозможно. Единство противоположностей. Противоречия — двигатель… Философы правы.