Любовь на коротком поводке
Шрифт:
Я снова ничего не делала — мои руки зависли над головой, тело провалилось в мягкий матрас, а ноги прошлись под собачьими лапами, точно под триумфальной аркой. Только победителем была не я — я даже не была побежденной: скорее, еще не завоеванным трофеем.
— Лежать! Смирно!
Приказ, наверное, не мне — я уже лежу и смирилась со своим безвольным положением. Заодно проверяю, цел ли мой язык: цел-то цел, но яду не осталось ни на грамм, и я молчу — даже не смеюсь, хотя это дается мне с большим трудом. Вот только дышится теперь намного легче — без яда во рту и без груза на груди: Олег схватил собаку за грудки и повалил
— Лежать! С возвышенности обзор лучше! Лежать, я сказал!
Но я поднялась, чтобы избавиться от лифчика самостоятельно — не тут-то было: я даже не успела отвести руки за спину, как Олег перехватил их, и мои локти запорхали, точно крылышки мотылька: беззвучно, хотя Олег и перетянул объятиями лопатки.
— Расстегивание лифчика — самая приятная часть в сексе. Тебе никто этого не говорил?
Я не успела ответить — рука Олега ушла к собачьей морде, сунувшейся ему под руку:
— Я уже в кровать тебя уложил: ну что, тварь, тебе еще нужно?
Я снова давилась смехом — так и буду гадать, когда он обращается ко мне, а когда — все же к Агате. Не понимает, глупый Олежка, что ей, как любой женщине, нужно внимание, тепло и забота. Тепло тоже, несмотря на шкуру, ведь не в одежде счастье, а в том, для кого ее надеваешь и кому позволяешь ее с себя снимать.
— У меня есть план, как обмануть эту наглую тварь, — Олег сначала нагнулся ко мне, а потом все же боднул головой расплывшуюся от счастья собаку. — Залезай под одеяло.
И я залезла — как и была, с одной полоской ткани ниже талии, потому что верхнюю я все же самостоятельно скинула с рук и этими же руками откинула край одеяла, чтобы слить с ледяными простынями мое воспламенившееся долго сдерживаемым желанием тело.
— Пошла в ноги!
Это было точно не мне, но Агата тоже решила, что просьба ее не касается и продолжала стоять почти что на мне, виляя хвостом, а под строгим взглядом полуголого Олега вообще залилась недовольным лаем.
— Ложись спать, — попросил собаку Олег, совсем не повышая больше голоса. — Смотри, Мила уже легла…
Я даже глаза закрыла, чтобы умная собака не решила вдруг, что люди ее обманывают. Я даже зевнула — непроизвольно. Треволнения дня вылились в неимоверную усталость. Сейчас ещё усну в холодной чужой постеле сном младенца.
— Ну, спи!
Наверное, это снова Агате, потому что вряд ли Олег хочет, чтобы я уснула без… Без него. И вот одеяло чуть приподнялось, и я почувствовала пяткой его горячее бедро.
— Говорят, собаки спят чуть ли не круглые сутки, — прошептал Олег мне в плечо, пряча в ладонь мою набухшую грудь. — Когда интересно эти сутки начнутся у нашей Агаты?
— Я слышала, что породу овчарок специально выводили очень выносливыми. Типа, пять минут сна — и они снова на службе!
Олег сильнее прижался губами к моей коже, чтобы подавить смех:
— Мила, мне сейчас и пяти минут хватит. Напомни, пожалуйста, своей собаке, что она овчарка...
А что напомнить ему? Что это у нас в первый раз… втроём. И Агате тоже интересно.
— Она не моя собака…
— Хоть в милицию звони: у меня в постеле чужая собака…
— У нас давно полиция, — теперь уже я давилась смехом, не пряча губ в плечо Олега.
— Ну что с ней делать? Шампанским напоить?
— Меня?
— Обеих… Мила, я уже затащил тебя в постель. Неужели и теперь ничего у нас не будет? Агата, пошла вон! — прорычал он хуже любой собаки, когда в крохотный тоннель из наших рук просунулась темная мордочка крота овчарочного типа. — У тебя совести совсем нет? Я тебя мыл. Я с тобой в баскетбол играл. Я тебя на Тесле катал. Я тебя шашлыком кормил. Да я единственный, кто дал тебе миску воды! Ну чего тебе ещё надо, сучка ты неблагодарная?
Агата ответила что-то там утробно, но не уползла обратно в ноги. Олегу пришлось ее туда пинать. Руками все это время он продолжал держать меня или держаться за мою грудь, а подбородком уже просверлил в моем плече внушительную лунку.
— Спи, Мила… С волками жить, по волчьи выть. Вот и буду выть на луну один…
Я отыскала пальцами его щеку — все ещё гладкую, а потом нашла ухо — оттопыренное и потянула на себя, к себе, на меня… Наши губы встретились и решили не разлучаться, а руки сами начали искать врезавшиеся в кожу трикотажные резинки, чтобы затолкать мокрые тряпочки под Агату, чтобы той мягче спалось. Пять минут или все десять, или даже полчаса мы почти не меняли положения наших тел: когда мир сужается до двух людей, достаточно односпальной кровати — остальное можно смело отдавать собаке. Олегу же я отдавала щеки, лоб, кончик носа, мочку уха, шаловливый пальчик, мягкую грудь, ямочку на подбородке, родинку на ключице: всего этого было много и одновременно мало.
Сладкие секунды таяли в пальцах, сбившееся дыхание тонуло в недовольном грудном урчании собаки. Но лишь я делала попытку приподнять с подушки голову, как Олег тут же отправлял меня обратно поцелуем: глубоким, требовательным — собственническим. Он безропотно отдал чужой собаке свою постель, но ни с кем не собирался делиться своей девушкой.
Глава 52 “Две чучундры”
Я открыла глаза и тут же закрыла: я, конечно, допускала возможность проснуться в постели одной, но никак не наедине с Агатой: собачья башка на соседней подушке, глаза полуоткрыты… У нее счастье, а у меня? Я приподнялась на локтях — собака тут же вскочила на все четыре лапы и уставилась на дверь: я тоже обернулась: к Олегу в спортивных шортах.
— Ты где был? — спросила, чтобы уточнить, что меня ждет, когда он подойдет ближе: от собаки пахло не очень приятно.
— Под дождем.
А я и не заметила его мокрых волос — решила, что причесался с утра, ведь успел уже побриться. Точно побрился! Это я почувствовала, когда Олег, продавив коленкой матрас, наградил меня утренним поцелуем. Ведь точно наградил, потому что собака получила взашей и свалилась с кровати.
— Пошли, ленивая тварь! Нечего за бабской юбкой прятаться! Пошли, я тебе сказал…
— Там же дождь…
— И что? Жрать она тоже до засухи не будет?
— При чем тут жрать?
— При том, чтобы бока себе не отращивать. Тебя это тоже касается, так что пошли бегать… В джим.
Я села еще прямее, не заботясь об одеяле: лопатки сведены, груди разведены: я — королева.
— Даже не думай… — усмехнулся Олег, убирая с кровати ногу. — Меня на ваши бабские хитрости не возьмешь. Поднимайся и одевайся. Я тебя на велосипед посажу на самую легкую программу. А то эта тварь без тебя не идет больше ни в какую.