Любовь Носорога
Шрифт:
Носорог не среагировал на мою провокацию. Ну как, не среагировал. Задышал, конечно, шумнее, рука, потерявшая мои волосы, рефлекторно прошлась по спине, заставляя чуть выгнуться и прижаться сильнее. Но положения не изменил. И взгляда не опустил. Ждал.
— Нет, не больно.
— А чего тогда?
— Паш… Ты бы себя сегодня видел у вагончика… Очень страшно, правда…
— Тебе-то чего страшно, не понял? Это Батя рисковал…
— Не могу объяснить… От тебя такое исходит… Агрессия такая, злость, что ломает просто…
Он помолчал. Опять затянулся. Выдох. Грудь мерно
— Ладно. — Сказал он наконец, — ладно, тогда. А вообще? Сама же хотела… А теперь бегаешь? Чего хочешь-то?
— Я хотела? — изумилась я, оторвалась от прослушивания стука сердца и села, уставившись на Пашу, поймав наконец-то его взгляд. Спокойный такой. Уверенный. — Я?
— Ну ты же меня в лифте подловила… Кофе разлила… И потом…
— Паш, Паша…
Я на полсекунды прикрыла глаза, собираясь. И изумляясь еще больше одновременно. То есть, вот так это выглядит с его точки зрения? Ну ничего себе!
— Обратно ляг, — скомандовал он так, что я осознала, что подчинилась, только когда опять устроила голову на его груди.
Черт! Как он это делает?
Я опять, уже преодолевая сопротивление тяжеленной руки, удобно обхватившей меня за талию, отстранилась, чтоб в глаза посмотреть. Важно это мне было.
— Паша… Тем вечером я ничего не хотела. Пойми. Я ехала вниз. Не ожидала, что лифт на директорский поедет… И тебя не ожидала увидеть. Я просто напугалась. Тебя многие боятся, просто так, ты в курсе? Я просто уронила стакан от страха. И решила вытереть кофе… Не самая умная идея, согласна… Но я была настолько испугана и вымотана, что даже и не подумала толком… И потом, когда ты…
— То есть, тебя любой бы вот так в лифте на колени поставить мог? И член в рот сунуть? — глаза его, до этого спокойные, по мере моего глупого сбивчивого рассказа становились все холоднее и опаснее.
Я невольно поежилась… Ну вот опять он! Неужели не понимает, как на людей действует? И в то же время, вместе с невольным страхом, стала накатывать уже знакомая, можно сказать привычная злость и упрямство. Гад какой! Носорог толстокожий! Это он о чем сейчас вообще? О том, что я любому минет готова сделать?
Договорилась! Объяснила ситуацию.
Умница просто!
Я попыталась успокоиться, потому что инстинкт самосохранения работал все же, несмотря на все те глупости, что я творила и еще натворю, и понимание, что не стоит резко, все же было.
Понимание было. А вот желания сглаживать не было. И я не стала. Хотел подтверждения, что шлюха? Мало ему? Получай!
— Конечно, — спокойно ответила я, и глаза Носорога стали совсем безумными, он напрягся мгновенно, переходя из мирно-расслабленного состояния в бешенство. — Я же только для того на сверхурочные и задерживаюсь все время, чтоб кого-то из дирекции поймать. И да, каждому готова отсосать в лифте. Вот только тогда в самом деле мое поведение дальнейшее может показаться странным. Как же так? Отсосала, в постель залезла. Дождалась предложения… Не паникуй, Паш, не ждала я. И не хотела. Ничего не хотела. И сейчас не хочу. Домой только. От грязи этой отмыться.
Мне неожиданно стало мерзко. Все наши дурацкие отношения, весь этот фарс, все стало мерзким. Липким каким-то, отвратным. Я дернулась, чтоб выйти, забыв о том, что на мне мало того, что опять, как в последнее время постоянно случалось после встречи с высшим руководством, нет трусов, но и даже юбки нет! Разорвана по шву!
И, само собой, если трусы я могла бы и прихватывать запасные (примечание: нет, не могла, потому что, как и любая нормальная женщина, после работы домой планировала, а не на потрахушки с генеральным директором), то уж юбки на смену у меня точно не водилось.
И как бы я добиралась из пригорода в таком интересном виде — вопрос. Но в тот момент плевать мне было на все эти мелкие неполадки. Главное, уйти, исчезнуть, чтоб даже воздухом с ним не дышать одним.
Но Паша резко дернул меня на себя, утверждая в очередной раз право сильного.
— Сидеть, истеричка.
Я, пыхтя, упрямо пыталась вырваться. Дергалась, пока он за обе руки не схватил.
— Прекрати, я сказал.
Встряхнул, вроде несильно, но так, что зубы клацнули. Я замерла, застыла, глядя на него зло и неуступчиво.
А Паша, убедившись, что я не собираюсь дергаться, стал все с тем же каменным выражением лица снимать с себя рубашку.
И вот тут-то меня мороз по коже и продрал. Потому что одно дело нарываться, а другое — нарваться. И, особенно, когда тебе дают время осознать происходящее.
Секса я не хотела больше, вообще страшно жалела о произошедшем, в этот конкретный момент была зла и испугана, и сама мысль, что Паша решит наказать меня таким образом, вызывала ужас. Панику. И твердую решимость сопротивляться. Все, нет больше надо мной его темной носорожьей власти! Такой скот, такой деспот не прикоснется больше ко мне по моей воле! Только силой! И это ему не понравится, клянусь!
Паша, все с тем же каменным выражением на лице, стянул рубашку с плеч и, помедлив, чтоб сполна насладиться смесью ужаса и решимости на моем лице, кинул ее мне в руки.
— Одень.
Тут я, конечно, могла бы встать в позу (и не ту, которую Носорог бы одобрил), и не принять помощь. Но я говорила, что я, кроме того, что недалекая, похотливая и не к месту гордая, еще и практичная?
Я прекрасно понимала, что вид у меня, откровенно говоря, так себе, и в таком только либо опять в постель к Паше (а этого не будет больше), либо приключений искать на пригородной трассе. И в том, что я их моментально найду, сомнений не возникало.
На мне не было одежды, его стараниями. А домой надо. И до подъезда из машины тоже как-то надо дойти.
Короче говоря, я, зло глянув на него, одела рубашку, оказавшуюся на мне очень даже приличной длины, миленькое черненькое платьишко получилось, обулась и гордо вышла из машины, хлопнув дверью.
И пересела на пассажирское. Потому что, границы гордости тоже переходить не стоит. И расхаживание по трассе без трусов — это уже за пределами. Пусть везет теперь домой, Носорог проклятый.