Любовь Носорога

Зайцева Мария

Черт!

Я отшатнулась от стекла, и только потом запоздало уже подумала, что явно он меня не мог увидеть снизу. Просто голову поднял настолько резко, словно взгляд мой почувствовал.

Стало смешно от собственной реакции. Идиотка, ну что тут скажешь.

Он вчера уехал, и слава Богу. Из головы до сих пор не шли слова о том, что, несмотря на изначально неверный посыл, это ничего не меняет. Для него. Потому что он так хочет. Ну конечно, как обычно! Он хочет — все прыгают. Носорог бешеный.

Тело до сих пор ноет с разной интенсивностью во всех местах, где он

побывал своими руками, губами… И остальными частями тела. И сладко так ноет, предатель, просяще… И тоже явно не понимает, чего я выделываюсь. Почему не поддаюсь? А если поддаюсь, то почему потом убегаю? С фырканьем? И мозгу явно не достучаться. И поздравляю, Полина, похоже, заработала ты таки себе душевную болезнь на нервной почве. Некое раздвоение. Только не личности, а внтуриорганизменное. Фу, слово какое глупое. Но зато четко определяющее все, что со мной происходит. Когда мозг выдает здравые мысли, пусть и запоздало, а тело на эти мысли реагирует далеко не сразу и не так, как надо.

Вот интересно, а что он думал, когда я ушла от него после первой ночи? Утром?

Что выделываюсь?

А потом, когда отказалась к нему переезжать после того, как сама практически ноги раздвинула в кабинете?

Что цену набиваю?

Ну, вторую ночь в его доме вспоминать не буду. Там все понятно было. И ему и мне.

И потом, в машине? Ведь чуть ли не сама кинулась? А после заистерила и дверями расхлопалась. И как это он меня прямо посреди дороги не кинул за такое поведение? Без трусов и юбки? Честно говоря, даже неожиданно. Благородство проявил. Или просто отпускать не хотел? Как собственность свою? Чтоб не испортилась раньше времени? В чужие руки не попала?

Такое потребительское отношение явно про него. Ведь ни слова про эмоции. Про чувства. Только про секс. Плотское. Ни слова о том, кто я для него. А зачем? И так понятно, кто. Игрушка постельная. Думал, обрадуюсь, соглашусь. Потом думал, цену набиваю. Сейчас что думает? Что с головой беда?

В любом случае, я очень рада, что директорский этаж длинный, и мы явно не будем сталкиваться. Эти моменты я тоже очень серьезно обдумывала, когда утром ехала на работу. Все еще в сомнениях, правильно ли поступаю. И не проще ли мне будет поговорить с безопасником и отказаться от его щедрого предложения? Но пришла к выводу, что, в таком случае, могу вообще место в компании потерять. А не хотелось, вот честно. Вряд ли лучше найду. Ленка за ум взялась, надолго ли? Живу от зарплаты к зарплате, все рассчитываю точно. Ничего отложить не удается.

Тогда, после первой ночи с Носорогом, я полна решимости была уволиться. Потому что стыдно. Потому что думала, что все знают. И не представляла, как дальше работать смогу в таких условиях. А потом попала на прием к Носорогу, повалялась на его диване кожаном. Получила пинок под зад. Показательный такой. Разозлилась. И эта злость очистительная привела в чувство.

И сейчас то же самое.

Хорошо быть гордой, когда подушка безопасности есть. Или когда ты одна и только о себе, любимой, переживаешь. А у меня семья. Ленка моя, дура бедовая. Ипотека, где ни на день просрочки нежелательно допускать.

Как

бы я с этим всем справлялась, если б уволилась? Даже думать не хочу. И не собираюсь. Потому что планирую воспользоваться ситуацией. Непонятно, почему безопасник предложил мне эту работу. Паша явно удивился, услышав вчера о моем карьерном росте. Но упускать свой шанс я не буду. Работа сложная, но и интересная. И опыт для меня хороший. И денег больше, что немаловажно. И спать ни с кем не надо. Я надеюсь.

На этом моменте я повернулась, чтоб откусить от позабытого бутерброда, и так и замерла.

Паша Носорог стоял в дверях кабинетика, привалившись плечом к косяку в нарочито ленивой, вызывающей позе дворовой шпаны девяностых, и смотрел на меня. И, похоже, давненько так смотрел.

— Добрый день!

Я постаралась быть максимально вежливой и отстраненной. Настроиться сразу же на деловые отношения. Я в любом случае иногда буду его видеть. Надо сразу дать понять, что я…

— Нравится здесь?

Да, и вам добрый день, Полина… Вежливость — наш конек…

— Да, конечно!

И улыбнуться. Нейтрально.

— Хорошо. Мне тоже нравится. Что ты здесь.

И, пока я переваривала это неожиданное признание, продолжил:

— Пойдем.

Куда???

— Ку… Куда?..

Господи, да что ж я заикаюсь-то так!

— Ко мне. В кабинет.

Носорог отвечал спокойно, даже с легким удивлением в глазах. Дескать, как это так? Чего непонятного? И без вопросительной интонации, само собой. Потому что какие могут быть вопросы?

Но у меня вопросов была масса! Вот только в горле пересохло. Поэтому и звук на выходе в писк маловразумительный превращался.

Да еще и не сразу. А с подтормозкой, как на старой кассете, что валялась у родителей в гараже.

— За… Кхм! Зачем?

Паша уставился на меня теперь прямо-таки с недоумением. А потом покачал головой и усмехнулся. Редкое зрелище. Я прямо даже залюбовалась. А потому и не сразу восприняла ответ. Возмутительный ответ.

— Ты знаешь.

А когда восприняла, наконец, то уже больше не до любований было. Совсем. Потому что злость, в последнее время моя постоянная спутница нашего с Пашей общения (о как! общение! новое название для секса! надо запомнить), дала о себе знать резким покраснением щек, ушей, и, похоже, даже шеи и груди, потому что Паша, наблюдавший за мной все с тем же нейтрально-равнодушным выражением на лице, оценил степень моего покраснения и опять усмехнулся.

И нет, я не стала ждать такого привычно-барского кивка головой. Приказа следовать за своим хозяином.

— Я не хочу.

— Полина, я же объяснил уже. Я хочу.

— Павел… Сергеевич, вы меня слышите? — я резво перешла на Вы, чтоб еще больше подчеркнуть неуместность его слов. И его желаний.

И, судя по третьей за последние пять минут усмешке, он это оценил.

— Я вам сказала уже, что я не собираюсь… Что я не намерена… Я отказываюсь, в конце концов!

— Вот как? — он внезапно резко шагнул ко мне, вынуждая отодвинуться к окну, выставляя перед собой кружку с кофе, в глупом защитном жесте.