Любовь Носорога
Шрифт:
— Хули тут происходит?
И двинуться на наглого щенка, прямо у него на глазах посмевшего лапать его, Носорога, собственность. И эта самая собственность, такая довольная с какого-то хера сидела, счастливая, улыбалась, глазки лисьи блестели, губки пухлые растягивались… С*ка, соскучился ведь! Мысль эта промелькнула где-то на краю сознания, нисколько не успокаивая, а наоборот, распаляя, добавляя к привычной злости на сотрудников и ситуацию уже инфернальную злобу на себя, мудака, никак не умеющего выкинуть из головы эту чертову казачку.
Но то, что прокатывало на строительной площадке и за закрытыми дверями
— Пошел нахер, — это щенку, уже осознавшему свой глубочайший косяк и побледневшему так, словно все краски с лица стерли валиком для побелки. Возникшая в голове картинка морды нахального юнца, извозюканного в побелке, бальзамчиком прям легла, стало даже легче дышать. Чуть-чуть.
— Ко мне в кабинет, — это уже дуре-казачке, упрямой козе, не понимающей своего счастья.
Она, кстати, в отличие от своего любовничка, наоборот, вспыхнула, красиво так. Зарумянилась. Как во время секса. Очень привлекательно. Сейчас он и проверит, насколько это совпадет с реальностью. И можно ли ее заставить еще сильнее покраснеть. И вообще, хорошее слово "заставить"… И как это он раньше до этого не додумался? Чего танцевал вокруг нее столько времени? Уговаривал? Время давал на обдумывание своего счастья? Расслабился совсем. Старый стал.
Нет той прежней молодой ярости, уровня тестостерона зашкаливающего, когда выходил на ринг, ловкий и прыгучий, неожиданно для своей комплекции и для противников, разбирался в первых раундах с соперниками, а потом на адреналине трахался всю ночь так, что горело все вокруг, и бабы от него выползали еле живые.
И все знали, что Носорог — тот еще зверюга. Что нельзя с Носорогом, как с другими. Потому что уработает, и не заметишь. И, хоть отношений у него было и немного, но все тоже знали, что на его женщину не положено даже смотреть, а уже не то чтоб стоять. ТАК. БЛИЗКО. ДЫШАТЬ. ЦЕЛОВАТЬ? БЛ*ДЬ!!!
К счастью для него, мальчишка ситуацию просек и свалил так быстро, что Паша успел только моргнуть.
В отличие от своего кавалера, чертова казачка, мурыжащая его уже несколько недель, так и осталась сидеть на своем рабочем месте и смотрела на него с вызовом. Хотя губки пухлые и подрагивали.
И так ему хотелось просто сорваться и подойти к ней, вытащить ее из-за этого гребанного стола и опустить на колени перед собой. Так, чтоб опять взгляд ее увидеть, глаза ее на уровне своего паха. Как тогда, в лифте.
И Паша мог поклясться, что именно так сейчас и сделает, если она не подчинится. И плевать на то, что он — серьезный бизнесмен, владелец холдинга, выходящего уже на международный, между прочим, формат, и что надо вести бизнес по-европейски, и что лет ему уже под сраку, к сорокету скоро… Плевать. Потому что именно сейчас, от ее неподчинения, от смешного упрямства своей(да-да, своей, бл*!) женщины, все это наносное ушло на задний план. А вперед вылез тот, кто всегда вывозил стрессовые ситуации. Паша Носорог. Бешеный и жесткий. И, бл*, сейчас казачка рисковала отхватить носорожьей ласки по полной программе.
— Плохо слышим, Полина Андреевна? — надо же, сил пока хватает на разговор… Выдержка, бл*.
— Во-первых, добрый день, Павел Сергеевич, — голосок, мягкий и нежный, подрагивал, но глаза смотрели неуступчиво, подбородок задран.
— Полина… Андреевна, давайте поговорим в кабинете.
Цени, цени выдержку, бл*!
И не злоупотребляй.
— Но Сергей Витальевич в отъезде, и у меня срочная задача, я не готова в беседе прямо сейчас…
— То есть, с подчиненными компании ты готова… беседовать, а с генеральным директором нет?
— С Вячеславом мы обсуждали рабочие моменты, я еще не совсем разобралась в базе, он меня учил…
— Учил, значит? Учитель… Хорошо.
Паша прошел мимо ее стола к кабинету Бати:
— Мне нужны документы за последнюю неделю по реорганизации филиала в Торжке. Сергей Витальевич должен был переслать. И не переслал.
Он зашел в кабинет, оставил дверь открытой.
Полина зашла следом, уже переключаясь на работу, похоже:
— Он, наверно, не успел… Я сейчас… Я их сегодня утром ему на стол положила…
Она двинулась к столу, похоже, немного потеряв бдительность, и успела только охнуть, когда Паша поймал ее. Так, как и хотел. Попалась, бляха муха! Попалась!
Все тело, от ладоней, до ступней тут же прошило жесточайшим кайфом, настолько нужна она была ему в этот момент. Казачка испуганно зашевелила губками, явно пытаясь образумить, напомнить, что она ничего с ним не хочет.
Ага! Так он и поверил! Губы шевелились, слова выдавали:
— Паша, Паша! Мы же договаривались! Паша! Что ты делаешь!
А тело льнуло. Прогибалось. Послушное такое, радующееся его рукам. И кожа розовела, мягко, ярко, как и положено у натуральных блондинок, и даже смотреть на это было в кайф. А уж трогать, целовать, покусывать…
Черт… Надо признать, повело его на этой бабе так, как ни на одной другой не вело никогда в жизни.
Паша наклонился, обрывая поток бессмысленных фраз, и неожиданно мягко поцеловал раскрытые сочные губки, сразу проникая языком в рот, овладевая, пока так хотя бы. Полина только сладко ахнула и прижалась к нему еще сильнее, не отвечая, но позволяя, все ему позволяя. Как и всегда, впрочем.
И зачем этой женщине мозг? Только мешает жить счастливо! Ничего, сейчас Паша его отключит полностью.
Юбка, строгая и узкая. Нафига? Вот нафига? А, хотя, правильно, чтоб всякие учителя не лазили. Это его, Паши, только его. Воспоминания о близости ее с помощником Бати заставили чуть озвереть, сделать поцелуй грубым. А потом и вовсе отпустить измученные губы и куснуть нежную шею, всасывая тонкую кожу на самом видном месте, оставляя четкий знак принадлежности. Мое! Не трогать, бл*!
Рука, отчаявшись залезть под подол, выдернула блузку из-за пояса, добралась до груди в тонком кружевном белье, сжала, тоже грубо. Полина, которая опять принялась чего-то там сбивчиво шептать, уговаривая, упрашивая зверя, тут же заткнулась, еще вернее, чем от поцелуя, задрожала, выгибаясь. Паша, понимая, что уже с катушек давно слетел, лихорадочно оглядывал помещение, соображая, где удобнее расположиться. У Бати в кабинете был один мягкий уголок для переговоров, довольно хлипкий, особенно для Пашиного темперамента, и стол с креслом. Стеклянный, с*ка, стол! Зато кресло, да! Кресло подходило.