Любовь Носорога
Шрифт:
Паша размялся и решил, что пора выступить. Кивнул на предупреждение Дзагоева, что у них тут не ринг, а тренировка. Сделал приглашающий жест здоровенному мордовороту, чемпиону чего-то там, молодому и борзому, который захотел поиграть с пенсионером.
Ну и выступил, собственно. Хорошо выступил. Душевно.
Потому что это на соревнованиях и, пожалуй, в клетке он уже тяжеловат, надо готовиться. А вот для таких щенят, много о себе мнящих…
Ну, короче говоря, паренек понял, что возраст надо уважать и не скалиться настолько пренебрежительно. И радоваться должен, что Паша не сильно возмутился. А то результат был бы другой.
Дзагоев
После боя к нему подошел Ремнев. Сам. Поздоровался, представился.
И завязалась беседа. Хорошая такая. Продуктивная. Потому что Ремнев тоже прекрасно знал, кто такой Паша. И дураком не был.
Так что встреча получилась интересная, договоренность на официальный визит уже завтра, и даже намек на возможный разговор с самим учредителем, который был в Москве.
И это не могло не радовать. Потому что, по сведениям Паши, с учредителем никто из регионалов не встречался вообще. А ему, значит, свезло. Харизма его помогла, не иначе. Ну и хорошо поставленный удар.
Вот только почему-то харизма его не распространялась дальше деловой сферы. Казачка, например, вообще ее не чуяла, не поддавалась ей. Упертая коза.
Вот на полдня же нельзя бесконтрольно оставить. Сразу находится какой-нибудь шнурок и пытается ее привязать.
А она и не понимает, дурочка. Ведется. Глазки свои распахнула, губки бантиком. Паша, как увидел, что ее очередной смертник клеит, прямо весь свой настрой благодушный растерял. Чуть было не испортил все. Как только сдержался?
Но ничего, он свое потом доберет.
А пока удача дня ему не изменяла. И Полина, хоть и с неудовольствием поджав губки, согласилась на вечернее мероприятие. И уж явно Носорог дураком будет, если не переведет его в ночное.
Достать билеты в вип-ложу было несложно. Тут, главное, деньги. И знать, к кому обратиться. Сонька знала. Вот чудо-девка, золото просто. Паша по телефону вслушался в ее спокойный голос, и решил, что Батя все же внял мозгу, а не члену. И не воспользовался отсутствием руководства для рукоблудия прямо на рабочем месте с применением его, Паши, секретарши. Иначе бы она так спокойно не общалась. Хотя… Кто ее знает? Бабы — сплошная загадка с некоторых пор…
Полинка была точна.
Паша, успевший переодеть с дороги джинсы на костюм, чувствовал себя слегка по-мудацки. Вот не привык все же он в этим тряпкам дорогим и беспонтовым. Дома, у себя, можно было и в обычном прикиде ходить, и даже куртку кожаную надевать, привет из девяностых. А тут… Ну вот кто его знает, что надо в театр надевать? На встречи — понятно, тут без костюма никуда, а вот в театр… Оставалось только надеяться, что Полинка не обратит внимания на его нервозность. Паша задумчиво стоял перед зеркалом в коридоре, дожидаясь свою спутницу, ослабляя узел галстука и соображая, когда это у него в башке казачка превратилась в мягкую Полинку? Это что за сопли-то такие? Накатил нервяк неоправданный, галстук никак не хотел нормально вязаться, и Паша сдернул его, сунул в карман. Расстегнул две пуговицы у рубашки. И сразу стало легче дышать. Невыразимо. Ну и пофиг. Так пойдет. В глаза все равно побоятся что-то сказать, эстеты, бл*. Да и за глаза — тоже.
А потом вышла Полина, и Паша понял, что мог бы и не морочиться с галстуком. И вообще, с костюмом. Потому что никто на него в этот вечер смотреть точно не будет.
Полина была нереальна. Именно такая, как сейчас. Неуверенно поправляющая вырез на платье, глубокий, красивый, ее грудь шикарная притягивала взгляд сходу. И не отпускала. Кожа нежная сразу пошла пятнами от волнения, небрежно убранные волосы волнами обрамляли милое испуганное личико. Паша какое-то время остолбенело поизучал ее лицо, свежее, если и была косметика, то он этого не заметил. А потом Полина нервно переступила с ноги на ногу, и Паша опустил взгляд вниз. И почувствовал, что никуда они, пожалуй, сегодня не пойдут. Никаких тайн не увидят. Потому что не нужны искусственные тайны. Свои есть. Настоящие.
Платье мягкими волнами струилось вдоль тела, не обтягивая, а лишь намекая на то, что под ним прячется. Но на память Паша не жаловался никогда. И все прекрасно помнил. Скромная длина, ниже колена. Туфельки на тонких каблуках. Интересно, чулки на ней? Он проверит. Обязательно. И, наверно, прямо сейчас.
Похоже, что-то на его лице все же отразилось. Потому что казачка, опять переступив с ноги на ногу как норовистая лошадка, неврно спросила:
— Идем?
И, на всякий случай, отшагнула обратно к своему номеру. Глупая. Можно подумать, его остановила бы дверь!
Но жест Паша оценил.
И только кивнул, не говоря ни слова, приглашающе мотнул головой в сторону выхода.
Полина, почему-то тихо вздохнув (или ему показалось?), молча пошла вперед, держа в руках плащ и маленькую сумочку.
Уже в холле Паша вспомнил про манеры, и потянул у нее из пальцев верхнюю одежду.
Полина, судя по обалдевшему выражению лица, галантности от него не ожидала, и это неожиданно сильно уязвило. И, хоть и захотелось ему сразу же подхватить ее на руки и утащить обратно в номер, доказывая, какой он, на самом деле, предупредительный кавалер, но Паша решил, что сегодня, так уж и быть, поудивляет ее по-другому. Ну, а там, как пойдет, само собой.
Поэтому: такси, театр, ложа. И все это молча. Полина, судя по смущению, сама не могла придумать тему для беседы, а Паша и не пытался даже.
Нафига? Что-то говорить, когда можно просто смотреть?
Глаз не отводить от нее, такой взолнованной, такой прехорошенькой. И да, он был прав, никто на него и не смотрел. Зато с нее, его казачки, глаз не сводили некоторые. В другой ситуации Паша бы уже решил вопрос, а сейчас отчего-то почувствовал себя неуверенно. И это было странно. Необычно. Настораживало, бл*!
Спектакль его не увлек. Какие-то интриги, люди в костюмах. Красиво, типа. Ему не зашло. А, может, потому, что она рядом сидела? Чинно так, смирно. Ручки сложила свои на коленках, спинку выпрямила. Платье предусмотрительно натянула пониже, чтоб ни сантиметра вражьему взгляду. А ему и так обзора хватало. Такие платья надо запретить носить везде, кроме спальни, вот серьезно. Потому что там хоть трогать можно. А тут как быть? В ложе они оказались не одни. Еще парочка женщин, престарелых и шумных. Они с умилением разглядывали смущенную казачку, элегантного Пашу, шушукались. Отталкивающая носорожья энергетика на них, похоже, не действовала, потому что в течение всего спектакля Паша их взгляды на себе ощущал. И это было плохо! Ведь даже не полапать казачку, не задрать ей подол платья, чтоб проверить, чулки у нее есть или нет?