Любовь Носорога
Шрифт:
Короче говоря, я была настроена на секс и испытала легкое сожаление, когда вместо постели мы поехали в зоопарк.
А все почему? А все потому, что накануне я Паше, кажется, обмолвилась, что никогда не была в Московском зоопарке. Правда, это было после нашего безумного эксгибиционистского секса, и я не думала, что он запомнит. Слишком интенсивно меня за талию лапал, недвусмысленно обещая продолжение приключения уже в отеле.
А нет. Запомнил, оказывается.
Привез. И теперь гулял со мной, спокойно разглядывая животных и кривовато улыбаясь в ответ на мои восторги.
Молчал. Покупал все, на что падал мой взгляд. И иногда задавал вопросы. А я как с ума сошла, болтала и болтала. Про
— Тяжело было после их смерти? — внезапно спросил он.
Мы стояли у пруда, смотрели на птиц. Я повернулась к нему, посмотрела удивленно.
— Конечно, тяжело.
Помолчала, ожидая еще вопроса. Но Паша молчал. Спокойно так, приглашающе. И я, сама не зная, зачем, внезапно заговорила.
— Знаешь, вообще сложно… Я училась еще в универе. Ленка — подросток… Я не думала ни о чем, рассчитывала после окончания учебы еще отдохнуть, планировала поехать в Европу, даже денег чуть-чуть скопила… Все ушло на похороны. Очень дорого, оказывается, сейчас хоронить… Потом мы какое-то время жили на то, что удавалось продать. У нас была дача, ушла за бесценок, потому что мама и папа взяли кредит… Очень неаккуратно. В каком-то непонятном банке. Мама и папа… Они не очень умели распоряжаться деньгами. Я в них, наверно… Они брали один кредит, чтоб погасить другой. Отец занимался небольшим бизнесом. Тоже все в долг. Короче говоря, дача ушла. Потом — квартира. Она была наша, но кредиторы… Я еле расплатилась. Потом мы какое-то время жили на сьемной квартире, у меня были деньги, оставшиеся от продажи квартиры, но недостаточно. Для первого взноса хватало, а вот дальше… Ипотеку не одобряли, конечно же. Да еще и Ленка тогда, как с цепи сорвалась…
— А разве вам не выплатили компенсацию? Ну, от другой стороны?
Я рассмеялась горько.
— Паш, ну вот какая компенсация? Никто даже не стал с нами связываться. Кто мы? Бесправные девчонки. Насколько я знаю, другим пострадавшим от того гада, устроившего стрельбу посреди города, тоже ничего не выплатили. Там, правда, без смертельного исхода, но женщина инвалидом осталась.
Я отвернулась, словно заново переживая те страшные беспросветные годы, когда рвала жилы, чтоб вытащить нас из долговой ямы и не сойти с ума от тоски и одиночества. И прошептала, не сдержавшись:
— Лучше бы застрелили его, тварь… Столько жизней сломал…
— Знаешь, кто это?
— Нет, конечно. Знаю только, что того, кто стрелял, в тюрьму вроде посадили… А, может, и нет. Дело быстро замяли. Да и не до того мне было, правда, не до того. А сейчас я бы, наверно… А хотя…
Я рассмеялась. Вышло неожиданно горько.
— Ничего бы я не сделала, Паш. Потому что это бессмысленно. Просто… Это не по-человечески, когда какие-то твари решают свои проблемы, а страдают ни в чем не повинные люди. Мои мама и папа ехали на дачу. За клубникой. Ленка, знаешь, клубнику очень любит. Любила. Теперь смотреть на нее не может.
Тут Паша поднял меня за подбродок и вытер щеки пальцами. Мокрые, оказывается. Ну вот что за безобразие! Совсем я расклеилась! Это все его влияние дурное. С ним я чувствую себя слабой.
Я посмотрела в Пашины глаза. Очки он снял, и теперь глядел на меня. Как-то непонятно. Незнакомо. Внимательно и тревожно. Что это такое с моим толстокожим Носорогом? Умеет сопереживать? Какое волнующее открытие!
Паша смотрел на меня. Вытирал слезы с моих щек. А потом наклонился и поцеловал. Нежно-нежно. Настолько невесомо, что я сначала даже не поверила. Не поняла, что это было. Кто это передо мной. Носорог? Нет, конечно, нет! Носорог так не умеет. Носорог только топчет. Не ласкает. Но губы ощущали
И потом долго приходила в себя, вытирала лицо влажными салфетками, избегая смотреть ему в глаза. Потому что стеснялась ужасно. И досадовала на себя, на свою слабость. Вот как я так разнюнилась? Как так можно вообще?
И вид теперь какой у меня? Прекрасное свидание, ничего не скажешь…
Паша, который все это время великодушно позволял мне рыдать у себя на груди, взял у меня салфетку из пальцев, вытер слезы с красных щек, коснулся распухщих от плача губ, замер.
И взгляд поменялся. Даря мне почти физическое облегчение. Никуда мой похотливый озабоченный Носорог не пропал. Ну вот как можно думать о сексе, глядя на то, как женщина слезами заливалась и сопли пузырями надувала? А можно, оказывается. Потому что буквально в следующую секунду, обалдело отвечая на жадный и бесцеремонный до невозможности поцелуй Паши, я только гадала, а было ли до этого то невесомое, нежное-нежное касание? Или мне привиделось? Паша тем временем обнял меня крепче, положил свои лопаты на мою попу и подбросил вверх, заставив взвизгнуть и обвить ногами его торс.
— Поехали-ка обратно в отель, казачка, — прохрипел он, — а то прямо тут тебя трахну, вон, в будке для уток. До нее и плыть недалеко.
— Ты что, ты что… Ну хватит, люди же, люди… — невнятно шептала я, в противовес своим словам прижимаясь сильнее и чувствуя, как млею, плавлюсь и вообще плюю на все моральные нормы, и, еще чуть-чуть, и я сама первая поплыву к этому несчастному домику для уток, обгоняя Носорога.
— Да пох*й… — бормотал он, зарываясь мне в шею и целуя несдержанно и больно. И каждый импульс боли от его губ простреливал все тело сладко-сладко, аж до кончиков пальцев на ногах. Я застонала, откидываясь назад, чтоб ему было удобнее терзать меня, и умирая от удовольствия. И сгорая от стыда одновременно. Чертов Носорог! Приучил меня все-таки к своим извращенным ласкам!
Паша, чувствуя мою отдачу, так резко и неожиданно прижал меня к паху, буквально трахая через одежду, что я опять застонала… И неизвестно, чем бы это закончилось, потому что ни он, ни уж тем более я, себя не контролировали, целуясь и обжимаясь, как школьники пубертатного периода, на глазах у всего Московского зоопарка, если б нас не прервали.
— Павел?
Мужской голос был мне незнаком. А Паша вот замер. С неохотой поставил меня на землю, даже футболку, которую уже успел вытащить из ремня джинсов, поправил на мне. Конечно, благопристойней я выглядеть не стала, в отличие от того же Носорога, который стоял так, словно ничего и не произошло. А я вот наверняка смотрелась жертвой стихийного бедствия, не иначе. И чувствовала себя примерно так же. Вся измятая, истерзанная, в глазах муть. Пока приходила в себя, прогоняла мушки перед глазами, цеплялась за свою скалу нерушимую, потому что ноги-предатели подгибались, а Пашина рука была очень надежной, пропустила представление и часть беседы Носорога с его знакомым.
Приятным таким мужчиной, высоким и крепким. Он, очевидно, тоже приехал в зоопарк с семьей, женой, очень симпатичной блондинкой, сыном- подростком и маленькой дочкой.
— Вы простите, что мы вас прервали, — женщина, заметив, что я все же немного пришла в себя, понимающе улыбнулась, — но Олег непременно хотел что-то обсудить с вашим мужем.
— Он не… — начала я, но потом решила не уточнять. Покосилась на Носорога, изучающего расписание в своем айфоне, судя по всему, он договаривался с Олегом о встрече, и смущенно улыбнулась блондинке, — меня зовут Полина.