Любовь нужна всем

Карасёв Иван

Серёга плеснул ей почти прозрачной жидкости из бутылки с картинкой гор на некрасивой, криво приклеенной жёлтой этикетке. Резко запахло кислятиной. Илона поморщилась, но выпила залпом. Такое лучше не тянуть. Похоже на пойло, что наливали в тот раз, летом.

– Ещё! – приказным тоном скомандовала Илона.

Хозяин квартиры повиновался и наблюдал, как Илона, скривившись, поглощает кавказскую бурду.

– Ну как? – поинтересовался он после минутного молчания.

– Противно, – скривив губы, буркнула Илона, – подожди, я сейчас. Показалось, что её вырвет, и она ринулась в сторону туалета. Но пронесло, только постояла у раковины, глотая воздух. Отдышалась и минут

через пять она уже нетвёрдо вышагивала в сторону Серёги. От него тоже не укрылась гримаса Илоны:

– В порядке? – и после утвердительного кивка Илоны, продолжил, – Извини уж, чем богаты. Бутерброд?

– Н-нет, лучше ничего, – отказалась Илона.

Они снова замолчали, из магнитофона доносилась тихая, размеренная музыка. Танцующая парочка уже целовалась около окна. Павлик вытащил красно-белую пачку «Marlboro» из нагрудного кармана и вопросительно посмотрел на Серёгу, тот отрицательно покачал головой и махнул рукой в сторону балкона.

– С Никитой у тебя всё? – больше для поддержания разговора спросил Серёга.

– А тебе уже разведка донесла? Я смотрю тут про меня абсолютно всё знают.

– Не разведка, он сам. Видел его недели две назад, грустный такой.

– Ну-ну, грустный, – зло пробормотала Илона, язык уже начал заплетаться, – ха, в следующий раз скажи ему, что у меня новый парень. И мне с ним хорошо! А он пусть сосётся с той дурой, ему больше ничего не надо.

– Да ну, – картинно удивился Серёга, словно пропустив мимо ушей упоминание о дуре, – и кто же этот счастливчик?

– А я не знаю ещё, – игриво изрекла Илона, – пока не определилась.

Илона оценивающе оглядела собеседника – хорош, статен, силища так и прёт из него. На лицо не очень: нос картошкой, скулы азиатские, но как это говорится, а вот: «С лица воду не пить!» И встречный взгляд перехватила – похоже, что объект готов, созрел. Илона придвинулась ближе к Серёге, их лица разделяло сантиметров десять. Один шаг, даже не шаг, лёгкое движение тела, и сблизившиеся губы сольются в поцелуе. И она прошептала:

– А почему б не ты? А? Серёжа, что? Слабо? Для начала пригласи потискаться под музон? – Илона уже раскачивалась в такт музыке. – Я ведь тебе нравлюсь, думаешь, незаметно? Так чего мы ждём? Давай потрёмся друг о друга.

Но Серёга неожиданно взял её обеими руками за талию и вместо того, чтобы унести туда, куда Илона не знала сама, вместо этого приподнял её легко, как пушинку и отодвинул от себя.

– Подрастёшь – потрёмся, – сказал, как отрезал Серёга, – я несовершеннолетками не балуюсь. Принцип такой. А если чешется, так вон Мишка сидит, он не против будет. Дуй к нему, завидный кавалер.

Илона уставилась на несостоявшегося партнёра широко раскрытыми глазами. Как? Она сама ему почти предложилась, а он… Да как он мог? Ей, Илоне отказать, малявкой какой-то обозвать!

– Да иди ты… – само сорвалось с языка.

Она отвернулась, чтобы смахнуть навернувшуюся слезинку. Вечер был категорически испорчен. Козёл, блин, а она-то дура догадалась на кого глаз положить!

7

И время потекло снова монотонно, однообразно – институт, автобус, дом, мама у телефона, Руфина в ногах, книга в руке и битлы из магнитофона. В институте – пары, семинары, случайные разговоры со случайными соседями (чаще всего соседками) в буфете или в аудитории в ожидании очередного профессора, сидя за стандартным, прямоугольной формы, письменным столом на двоих. Правда, однажды к Илоне подсел алжирец из их группы – волосы чёрные как смоль, глазищи горят, Илону, естественно, раздевает взглядом – блондинка, но она в перерыве сменила

место, таких чуралась, тем более иностранцев, они все наглее наших. Не её вариант. Но дней через десять Илона обратила внимание, как в очереди за кофе на неё пялится приятной внешности молодой человек. Можно сказать, почти симпатичный: густые русые волосы тщательно причёсаны на пробор, правильно посаженные карие глаза, чёрные брови забирали их в полукруг, высокий лоб, нормальный, ровный нос, усики едва заметные над, пожалуй, чересчур развитыми, но всё же не слишком крупными губами. Весь такой прилизанный и приглаженный – тёмные брюки (не джинсы!) с ровной стрелкой и пиджачок без единой помятости. Вот только ростом не совсем удался для Илониных ста семидесяти восьми сантиметров: едва выше неё, а обуй она туфли на каблуках вместо обычных кроссовок, так и вообще получится маломерок. «И грязь под носом лучше бы сбрил», – завершала Илона мысленное обследование объекта.

А он стоял впереди, но то и дело оборачивался и буквально «поедал» взглядом Илону. Сначала было как-то неловко, она всё же не манекенщица на этой штуке, сцене специальной, но за несколько минут Илона привыкла к такой роли, ей даже стало интересно, а что дальше – так и продолжит таращиться? Ну не картину же предложит писать с неё. Тут все студенты в очереди, даже ни единого препода и никаких художников.

Кофе давали в непомерно больших чайных чашках, маленькие, видимо, кончились. Левее стойки буфета возвышались горы немытой посуды на тележке. Отвезти на мойку, видимо, некому. Илона взяла ещё две печенинки-курабье и пристроилась к высокому круглому столику, от которого только отчалили три однокурсницы. Похоже, они протрепались тут всю вторую половину лекции по истории дипломатии. Так и отчалили, не прерывая болтовни, даже не кивнув Илоне. Впрочем, в этом не было ничего не обычного. Многие ей считали диковатой, необщительной зубрилкой.

– Девушка, можно тут пристроиться?

Илона вздрогнула: неожиданно с другой стороны объявился тот самый незнакомый парень в наглаженных брюках, что постоянно оборачивался на неё в очереди.

– М-можно, почему нет, место есть, его вполне достаточно – пробормотала Илона, – пожалуйста.

Она даже подвинула блюдечко с курабье, хотя в этом не было совершенно никакой необходимости.

– Кофе здесь, конечно, не особо, но что поделаешь, не всюду и такого попьёшь, – заметил незнакомец.

– Ну да, – поддержала из вежливости Илона, – хоть такой.

– Могу поделиться домашним пирожным, – предложил неожиданный сосед, достав из портфеля пластиковую коробочку с двумя кусочками «наполеона», обильно посыпанного вафельной крошкой, – мама готовила. Она вкусно готовит!

«Угу, понятно почему брючки так наглажены, – заключила для себя Илона, – взрослый мальчик – мама тебе, наверное, носочки чистые вечером на стульчик кладёт, чтобы сыночек не пах дурно, и сорочки все тщательно отутюжит да на вешалочку бережно повесит. Всё делает, чтобы отпрыска освободить от лишних забот и , чтоб учился на отлично. Хорошо иметь такую маму взрослому сыну!»

Однако мысли эти никак не отразились на лице Илоны, напротив, она изобразила некоторое стеснение и произнесла:

– Нет, спасибо, у меня есть. Я очень люблю бакинское курабье.

Собеседник принял её слова за чистую монету и принялся уплетать свои пирожные, не забывая, между тем, поддерживать разговор. Хотя забыть он об этом никак не мог, ведь не затем же пристроился к Илоне, чтобы просто у неё на глазах смолоть мамины кулинарные творения.

– Вы, если не ошибаюсь, с первого курса? В прошлом году я Вас не видал здесь.