Любовь от начала до конца
Шрифт:
Услышав название моего письма-повести к тебе, я на мгновение растерялся.
Нина и Марина, которая была в газете моим непосредственным замом по информационной работе, дружили. Подруги и не такими тайнами делятся, а тут…
Мне ничего не оставалось, как пожать плечами.
Но услышанное встревожило.
Захотелось тут же выяснить у Лены обстоятельства получения этой компрометирующей информации, но тогда бы она сразу заподозрила, что я действительно что-то рассказал Нине. «Нет, ни слова». Я молча собрался и так же молча ушёл на работу. На лице ещё какое-то время удерживал выражение
Вдруг Нина и в самом деле рассказала? Я даже мысли не допускал, что моя личная история может стать предметом всеобщего обсуждения. Но теперь засомневался. К тому же одно дело, когда обсуждают тебя, тем более, когда ты сам дал повод, а другое – когда сплетничают про твоего близкого человека, про твою жену.
Эта мысль настолько овладела мной, что как только я зашёл в свой кабинет, первым делом вызвал Нину. Ничего не подозревая, она с улыбкой зашла ко мне. Не обратив внимание на её игривое настроение, я тут же тоном человека, которого предали, напрямую спросил её:
– Нина, зачем ты рассказала про Тоню? Я же тебя просил.
Нина замерла и изобразила крайнее удивление.
– Я никому не рассказывала…
– Откуда же Лена знает то, что знаешь только ты?
Нина чуть повернула голову в сторону, будто прислушиваясь, и улыбка сползла с её лица.
– Я никому не рассказывала.
Я в упор пристально и хмуро смотрел на Нину. Мне хотелось поймать её реакцию. Но Нина не отвела взгляда.
Впрочем, что это я… Прямо следователь.
Даже если и рассказала, я всё равно не могу переложить на неё вину за то, что поставил Лену в унизительное положение. В этом виноват только я один. Не надо было никому доверять свою тайну. Даже Нине. Мало ли на что я надеялся и о чём её предупреждал. А она вот взяла и рассказала.
– Всё. Свободна, – холодно попрощался я с Ниной и взялся за документы, давая понять, что разговор окончен.
Нина молча вышла.
Стало неприятно и одиноко. Так бывает, когда друг тебя обманул. А ты его уличил. Был друг, и вот уже нет друга. Вспомнился Вадим Швецов. Что ж это мне так не везёт с друзьями?
Через пятнадцать минут Нина сама зашла ко мне в кабинет. Её лицо было растеряно и без обычной маски уверенности в себе. Она остановилась возле стола, и в её глазах я увидел мучительную попытку что-то объяснить.
– Рома, я клянусь, я никому не рассказывала. Если только ты сам кому-то…
В её глазах заблестели слёзы, и лицо приняло выражение человека, которого несправедливо обидели.
– Я понимаю, что ты мне не веришь. Но я ни в чём не виновата.
Я посмотрел долгим изучающим взглядом на Нину. На её лице замерло страдальческое выражение отчаяния.
«Может, и не Нина… Тогда кто?».
Я подумал, что Лена могла сама это вычитать в моём послании к тебе. Ведь оно тоже, как и мои эсэмэски, было в свободном доступе. И теперь воспользовалась этим, зная, что мы с Ниной иногда по-дружески делимся своими секретами. Нет, этого не может быть.
Я отбросил эту мысль, но на душе потяжелело.
– Хорошо. Иди. Верю, – сухо сказал я Нине, всё ещё не определившись с выводами.
Кто говорит правду? Кто врёт?
Появилось
Я вышел из редакции. Захотелось пройтись, успокоиться.
И до этого голова наполнялась только чёрными мыслями, а тут мысли стали ещё чернее.
«Уехать бы куда-нибудь, – с тоской подумал я, чувствуя себя так, будто вокруг меня расставляют невидимые капканы. – И не видеть ни Лены, ни Нины. Вообще никого».
Даже с тобой в это время говорить не хотелось.
Настроение на весь день было испорчено. Мне подумалось, что если бы Лена сейчас предложила развестись, то я бы сразу согласился.
Вечером после работы я сразу же заперся у себя в кабинете. Спустя полчаса услышал, как Лена ткнулась ко мне. Опустилась и поднялась золотистая ручка и дёрнулась зажатая замком дверь. Сначала я хотел сделать вид, что сплю и ничего не слышу, но потом всё-таки вышел к ней в спальню. Лена попросила прикрыть дверь, потому что в прихожей возле зеркала крутилась дочь, и сказала:
– Я хочу извиниться за всё, что тебе наговорила за последнюю неделю.
– За что именно?
– Ну, за всё…
Лена подошла ко мне, обняла и сказала:
– Я тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю, – ответил я и тоже обнял её.
– Я поеду в редакцию. Я буду дежурить.
– Хорошо.
Я гладил Лену по спине, но ничего не чувствовал.
Утром я зашёл на кухню с готовым решением.
Лена стояла возле плиты и возилась с кастрюлями. События последних дней подействовали на неё не лучшим образом. Лена выглядела растерянной. Вспомнив, как она все эти дни испытывала меня на прочность, мной на мгновение овладело торжество, но я тут же его подавил, уловив в глазах Лены безысходность. Хотел сразу же сказать о своём намерении, но испуг, застывший на лице Лены, и тёмные круги под глазами остановили меня.
Захотелось её ободрить.
Мы поздоровались, обменялись несколькими незначительными фразами, а когда Лена пошла к холодильнику, я встал у неё на пути и попытался обнять. Лена упёрлась в меня руками, но не очень решительно.
– Не надо. Будем друзьями.
– Я тебя люблю, – сказал я.
– Ты любишь другую женщину…
Я промолчал. Это тоже было правдой.
– Я… тебя… люблю, – мягко, твёрдо, с расстановкой повторил я.
– Так не бывает, – возразила Лена.
Я хотел сказать, что бывает, вот видишь… Но только вздохнул.
Повисла напряжённая пауза.
Эта двусмысленная ситуация в семье измучила меня. Всё, что раньше было понятно, объяснимо и предсказуемо превратилось в сплошной знак вопроса. На меня давило угнетённое состояние Лены, давила собственная растерянность и чувство вины, которое поневоле возникало при виде страдальческого выражения лица Лены. А тут ещё Нина…
Это мешало мне думать о тебе. Мешало любить тебя. Мешало радоваться.
А радоваться очень хотелось.
Наверное, в этом не следовало бы признаваться, но я чувствовал, как последнее время во мне растёт ожесточение против всего, что разделяет меня с тобой. Растёт ожесточение против Лены.