Любовь первая, любовь бурная
Шрифт:
Все тело Брианы тряслось от страха, когда она пошла на кухню и взяла тяжелый кожаный ремень, который служил дяде Генри для правки бритвы. Во рту стало сухо, как в пустыне, пока она поднималась по ступенькам в свою комнату и ложилась лицом вниз на свою узкую койку, обнажив спину до пояса.
Тетя Гарриет взяла ремень из рук Брианы. Ее голос был холодным:
— Ты неблагодарное дитя, своенравное и неуклюжее. — Ремень неумолимо обрушился на нежное тело Брианы. — Я сделала все, что было в моих силах, чтобы дать тебе тепло домашнего очага. И чем же ты платишь мне за это? Разбиваешь из-за своей неуклюжести вещи, которыми я дорожу. — Ремень снова обрушился на девушку, на этот раз ударив сильнее. Бриана закрыла глаза и закусила нижнюю губу. Тело корчилось от боли, когда ремень опускался на спину снова и снова. Слова тети превратились для Брианы в беспорядочное нагромождение звуков, она перестала понимать их значение. Слезы обжигали глаза. Спина уже горела, словно ошпаренная, на ней повздувались ужасные красные рубцы.
«Храбрый Шункаха Люта, — подумала она, когда крик боли вырвался из ее горла, — переносил такую порку, не проронив ни звука.»
Наконец, ее тетя устала и ушла из комнаты, закрыв за собой дверь. Бриана горько рыдала в подушку от боли, унижения, оплакивая свою безрадостную жизнь. Сегодня она не сможет увидеться с Шункаха, и это причиняло ей большее страдание, чем все остальное.
Шункаха Люта волновался все больше и больше. Где она? Его желудок громко урчал, напоминая, что индеец не ел с прошлого утра. Но больше, чем еды, ему хотелось увидеть милую улыбку Ишна Ви, услышать ее веселый смех.
Поднявшись, он прошел через чердак к окну и стал всматриваться в темноту. Дом был темным и спокойным. Где же она? Миновал еще час, но она не приходила. Поддавшись порыву, он спустился вниз по лестнице и бесшумно прокрался по амбару. Он уже собрался открыть одну половинку больших ворот, когда Генри Бьюдайн вошел в амбар.
Какое-то мгновение, застыв на месте, двое мужчин смотрели друг на друга. Шункаха Люта пожалел, что у него нет оружия, когда белый человек резко выдернул ружье из седельной сумки и взвел курок.
— Не шевелись! — предупредил Бьюдайн. Его глаза сузились, когда он пытался рассмотреть силуэт мужчины в темноте. — Черт, — пробормотал он. — Ты тот самый краснокожий, который сбежал из дорожной бригады и убил Макклейна? — Он тихонько хихикнул. — Интересно, назначена ли за тебя какая-нибудь награда?
Шункаха Люта не шевелился, его взгляд был устремлен на дуло ружья, направленного ему прямо в живот. Палец белого человека постоянно находился на спусковом крючке; легкое нажатие послало бы пулю в живот Шункаха.
— Повернись, — грубо приказал Бьюдайн, — и не вздумай что-нибудь выкинуть. Нет такого закона, чтоб запрещал убивать индейцев.
Шункаха Люта колебался, его глаза метнулись, минуя белого человека, в темноту за дверями амбара.
— И не пытайся, — предупредил Бьюдайн. — Лучше поворачивайся, или я всажу пулю в твои кишки. Это не лучший способ умереть, индеец. Мучения могут продлиться несколько дней.
Желваки задвигались на челюсти Шункаха, он медленно стал поворачиваться. Внезапная боль в затылке оглушила его, и он провалился в небытие…
— Сегодня утром я сам накормлю скотину, — сообщил Генри Бьюдайн Бриане, когда та подавала ему завтрак.
Девушка подозрительно посмотрела на дядю, в ее глазах отразилось беспокойство.
— Я сделала что-нибудь не так?
— Нет, — Генри Бьюдайн посмотрел на жену, которая усаживалась на свое место за другим концом стола. — Ночью пришлось поволноваться, — заметил он.
Гарриет Бьюдайн бросила на мужа ледяной взгляд в ответ.
— Неужели? — сказала она. Ее голос был так же холоден, как и взгляд.
— Да, мэм, — сказал он, улыбаясь. — И это случилось прямо здесь, в моем собственном доме.
Любопытство овладело Гарриет Бьюдайн, хотя она вроде и собиралась не проявлять никакого интереса ко всему, что может сказать муж.
Слова дяди испугали Бриану. Она с большим напряжением ждала, когда же он продолжит рассказ.
— Да, — сказал Генри, чрезвычайно довольный собой. — Я поймал индейца прямо в нашем амбаре.
— Индейца! — воскликнула Гарриет.
Выражение лица Генри Бьюдайна стало крайне самодовольным («Она все-таки обратила на меня внимание, хо-хо!»):
— Я поймал того индейца, который сбежал из дорожной бригады. Ты помнишь? Того, которого искал Харт.
— Он был здесь? В нашем амбаре? — в ужасе пробормотала Гарриет.
Генри кивнул.
— Я уверен: он пришел украсть одну из наших лошадей.
— Где он сейчас? — спросила Гарриет, держась за сердце. Представить только: индеец находился ночью около ее дома! С них всех могли снять скальпы прямо в кровати!
— Он связан в амбаре, — уверил жену Генри Бьюдайн. — Тебе не о чем беспокоиться. Я накормлю скотину, потом поеду вниз и сообщу надсмотрщику, что он здесь.
— Хорошо, — сказала Гарриет Бьюдайн, облегченно вздохнув. — У меня не будет ни одной спокойной минуты, пока он находится рядом.
С тяжелым сердцем Бриана продолжала завтрак. Шункаха Люта снова станет заключенным. Скоро его вернут в строительную бригаду, где он должен будет трудиться как раб под палящим солнцем. Нет, она не может этого допустить. Она знала, как он ненавидит плен, знала, как он страстно желает вернуться в Па Сапа, к Черным Холмам.
Она еле сдержалась, чтобы не расплакаться, когда убирала со стола. Тетя Гарриет не должна заподозрить, что этот индеец что-то значит для племянницы.
Она мыла посуду и время от времени украдкой поглядывала на амбар. Онбыл там. Голодный. Может быть, раненый. Она видела, как уехал дядя Генри, и стала искать какой-нибудь предлог, чтобы сходить в амбар. Но тетя Гарриет загрузила ее работой в доме на все утро. А потом дядя Генри вернулся, и Бриана поняла, что все шансы помочь Шункаха Люта сбежать исчезли.