Любовь первая, любовь бурная
Шрифт:
— Ты подумал об имени? — спросила Бриана, ее голос чуть заглушали его пальцы.
— Нет. Решай ты.
— Мне всегда нравилось имя Дэвид, — размышляла Бриана. — Это имя моего отца. Что ты скажешь, если мы назовем нашего сына Дэвид Красный Волк?
Шункаха Люта повторил имя. Потом кивнул.
— Это хорошее имя, Ишна Ви, — он отодвинулся, когда открылась дверь, и Адам Трент вошел в комнату с подносом.
— Я не блестящий повар, — заметил полицейский, ставя поднос на столик у кровати, — но я очень старался.
— Спасибо, Адам, — сказала
Трент передал тарелку с беконом и яйцами Шункаха.
— Хочешь кофе?
Шункаха Люта кивнул. Он не поблагодарил, когда Трент протянул ему чашку. Этот человек был незваным гостем в его доме, врагом. Он не заслуживал благодарности.
— Оставь нас, — сказал Шункаха Люта. — Я хочу побыть наедине со своей женой.
Адам Трент нахмурил брови. Он почти уже был готов громко послать индейца к черту, но потом пожал плечами. У этого мужчины есть право несколько часов провести наедине с женой и ребенком. Он бросил в сторону Шункаха кривую ухмылку, забрал с подноса нож для масла и вышел из комнаты.
Три дня Адам Трент готовил пищу, мыл посуду, ухаживал за скотиной и старался не ревновать, подмечая влюбленные взгляды Брианы и индейца. Бриана просто сияла всякий раз, как брала сына в руки, давала ему грудь, ворковала с ним, слегка поглаживала его пухлые щечки, убаюкивала… Адам почувствовал мгновенное сожаление при мысли, что забирает человека, которого она любит, что лишает ребенка отца. Но не его вина, что индеец был убийцей. Человек, совершивший убийство, должен за это расплатиться. Так устроен мир.
Он немного удивлялся Бриане. Он ожидал, что она будет лить слезы и умолять его не забирать Шункаха Люта в Бисмарк. Но она никогда не упоминала об их приближающемся расставании, и Трент даже испытывал что-то вроде благодарности. Ему казалось, что она подчинилась неотвратимости Закона. Бриана оставалась неизменно добра и вежлива, не выказывала явной враждебности, и за это он был благодарен тоже, ибо еще не простился с надеждой на то, что когда-нибудь она станет его женщиной — когда-нибудь, когда индеец не будет стоять на пути.
Бриана быстро восстанавливала силы, и утром на пятый день после рождения ребенка Трент сообщил ей, что нынче уезжает.
— Так быстро? — спросила Бриана.
— Боюсь, что так. Есть что-нибудь еще, что я могу сделать для вас до отъезда? Мне кажется, дров у вас хватит на пару месяцев.
— Спасибо, Адам. Вы были очень добры.
Ее слова тронули сердце Адама Трента.
«Добр, действительно,» — виновато подумал он.
— Я пойду, накормлю скотину и взгляну, все ли в порядке, — сказал Трент, боясь встретиться с ней глазами. — Вы не будете возражать, если я попрошу завернуть нам еды в дорогу?
— Конечно, нет.
— Спасибо.
Бриана собрала и уложила еду в мешок, потом пошла посидеть с Шункаха Люта. Он обнял ее и крепко прижал к себе, погрузив лицо в волосы. Она почувствовала его напряженность и поняла, что внутри он умирает, ибо его забирают от нее, от их сына.
Они просидели в тишине почти час, не говоря ни слова. Было достаточно того, что они были вместе. Позже Шункаха Люта смотрел, как она нянчит их сына. Потом Бриана положила мальчика на руки отца и смотрела на двух людей, которых любила больше всего на свете. Слезы выступили на ее глазах.
Слишком скоро пришел Адам Трент забрать Шункаха Люта. Бриана прильнула к мужу, осыпая его лицо поцелуями, шепча, что любит его.
— Охиннийан, — произнесла она, когда он в последний раз поцеловал ее губы. — Навсегда.
— Охиннийан, — повторил Шункаха Люта, а потом она стояла на крыльце, одна, глядя, как уезжают Адам Трент и Шункаха.
Она смотрела, пока они не скрылись из виду, затем повернулась и вошла в дом. Быстро передвигаясь, приготовила мешок с едой и отставила его на время в сторонку. Войдя в спальню, сложила пеленки и одежду ребенка, добавила свою одежду и смену белья, уложила также щетку для волос и предметы личной гигиены.
Оставив малыша в колыбельке, Бриана пошла в амбар и оседлала свою лошадь, потом выпустила всю скотину.
Вернувшись в дом, она быстро обошла его, проверяя, все ли закрыто. Помыла посуду, оставшуюся от завтрака, заправила кровать, взяла мешок с продуктами в одну руку, сына в другую и вышла из дома, аккуратно прикрыв за собой дверь. Адам Трент может считать, что забрал Шункаха Люта у нее без борьбы, но вскоре он будет думать совсем по-другому!
Уже в сумерках она приблизилась к месту, где полицейский решил заночевать. Шункаха Люта был прикован к дереву; Трент поджаривал смесь бекона с фасолью, когда подъехала Бриана.
— Хватит еще на одного? — спросила она.
— Что, черт возьми, вы здесь делаете? — грубо спросил Трент.
— Еду в Бисмарк.
Адам Трент смотрел на Бриану и не находил слов. Взглянув на своего пленника, он увидел, что индеец открыто улыбается.
— Это твоя задумка? — потребовал ответа Грент.
Шункаха Люта отрицательно покачал головой, не сводя глаз с лица Брианы. Они расстались всего на несколько часов, и все же он ужасно соскучился. Мысль о том, что он может никогда не увидеть ее больше, наполняла его отчаянием, но теперь Бриана была здесь, в ее небесно-голубых глазах сияло озорство.
— Ну что, мистер Трент, вы собираетесь простоять здесь всю ночь, глядя на меня, или поможете мне спуститься?
— Что? О… — Трент подался вперед и снял Бриану с лошади. «Женщины, — подумал он раздраженно. — Они более непредсказуемы, чем наводнение или летние ливни.»
Ребенок спал, и Бриана положила его рядом с Шункаха, потом подошла к огню и начала помешивать фасоль.
Адам Трент беспомощно огляделся. Затем сел на свое седло, подперев ладонями подбородок, опустил локти на колени, «Женщины…» — подумал он снова и перевел глаза на лицо Брианы.