Любовь по-испански
Шрифт:
красного вина из винного погреба и направляемся на пляж.
Вокруг еще светло, несмотря на то, что солнце давным-давно зашло, а небо стало
цвета барвинка. Крошечные белые точки появляются на синем – засияли звезды. Шум
волн успокаивает и, хотя на пляже все еще есть другие люди, особенно бездомные, ютящиеся в спальных мешках на одной стороне пляжа, ощущение такое, будто это место
только наше.
Вера слизывает жир и уксус со своих пальцев, затем ложится спиной на песок.
закрывает глаза и глубоко вдыхает мгновение или два, а потом поворачивает голову и
смотрит на меня.
— Ложись рядом со мной. Давай устроим сиесту, — предлагает она, поглаживая
песок рядом с собой.
Я откидываюсь назад, моя голова соприкасается с песчинками, все еще теплыми
после жаркого дня. Я беру ее руку в свою и крепко сжимаю, пока мы смотрим, как
темнеет небо и на нем появляются созвездия. Как в старые времена я прошу ее рассказать
истории о каждом из них, и она выполняет мою просьбу. В ее голосе звучит любовь, возможно, ко мне, а, может, – к самим звездам, и я настолько переполнен всем этим, что
одинокая слеза скатывается из моего глаза вниз, к краю щеки.
Уже темно и Вера не сможет увидеть ее. Она просто продолжает, снова
рассказывая мне о мифических существах и истории о любви и надежде. Уверен, половина из них родились в ее воображении, и это только помогает мне вспомнить, насколько она потрясающая, яркая и очаровательная. Мне бы так хотелось, чтобы ее
испанский был достаточно хорош, чтобы она могла поделиться такими же историями с
Хлоей Энн, а следом — чтобы однажды она могла поделиться ими с нашим собственным
ребенком.
Но как же теперь все будет, теперь, когда мир готов отобрать ее. Возвращение в
Канаду уничтожит Веру, выбьет из нее жизнь. Несмотря на то, что временами здесь было
тяжело, в ней все еще сохранилась решимость, воодушевление встретиться с проблемами
лицом к лицу, желание изменить порядок вещей, хотя она и чувствует себя пойманной в
ловушку. Когда она в очередной раз встречается со своей семьей, Вера сжимается и
становится женщиной меньше, чем она есть на самом деле. Я не хочу, чтобы с ней такое
случилось, – и это мое самое неэгоистичное желание.
Моя же самая эгоистичная мысль о том, что я не выживу, если ее не будет рядом.
Мне нужно, чтобы она осталась, потому что теперь для меня это единственная
возможность быть живым. Я не могу вернуться к тому, чтобы просто быть собой, это
нужно нам обоим. Мы ст оим любых жертв, каждого сожженного моста. Мы нуждаемся
друг в друге больше, чем в биении сердец в наших грудных клетках.
Как может так много поменяться за такой короткий срок? Я сжимаю ее руку еще
крепче, желая провалиться в песок, чтобы пляж поглотил нас целиком и забрал бы Веру с
собой. Я хочу укрыть ее от грядущего, и мою душу разрывает от понимания того, что это
не в моих силах.
— Матео, — мягко шепчет она, но я не могу заставить себя повернуть голову, чтобы посмотреть на нее. Я хочу удерживать осязание ее, смотрящей на звезды. Не хочу, чтобы она увидела боль в моих глазах. Я не хочу испортить нашу ночь.
— Да, — отвечаю я, так же мягко. Я смотрю вверх и вижу падающую звезду, несущуюся по небосклону. Я закрываю глаза и загадываю желание.
Я хочу, чтобы Вера была со мной вечно.
— Ты знаешь, я люблю тебя, — говорит она и этих слов достаточно, чтобы
заставить меня открыть глаза.
Я тяжело сглатываю, потому что, боюсь, могу рассыпаться. Я притягиваю ее руку к
своим губам и целую пальцы. — Я тоже люблю тебя.
— Как думаешь, — начинает она, но тут же замолкает. Она вздыхает так, будто на
сердце у нее непомерная тяжесть. — Думаешь, мы сможем жить долго и счастливо после
всего, всего этого?
Ее вопрос настолько поражает, что не оставляет мне выбора, кроме как посмотреть
на нее. У нее темные глаза, два влажных омута, уличные фонари, стоящие неподалеку, отражаются в них.
— Конечно, — отвечаю я. — Что заставляет тебя сомневаться?
— Потому что ты неуверенно говоришь.
Я потираю свои губы, пытаясь думать, пытаясь звучать достаточно убедительно
для нее.
— Вера, моя Эстрелла, я хочу, чтобы мы были вместе всегда. Я хочу, чтобы мы
были счастливы. Я хочу все те вещи, о которых дураки только могут мечтать.
— И ты думаешь, что мы дураки?
— Я думаю, что мы дураки, если не мечтаем.
— Но желать еще не значит знать или иметь. Как думаешь, у нас все будет в
порядке?
Я хочу солгать ей, но не могу. Я выпускаю достаточно воздуха из легких и говорю:
— Я думаю, мы заслуживаем, чтобы у нас все было в порядке. Но в краткосрочной
перспективе...
— Ты что-то знаешь, — говорит она. — Правда?
Я взглянул на нее, нахмурившись:
— Почему ты так говоришь?
Она набирает в руку песка и позволяет ему высыпаться, просачиваясь сквозь ее
пальцы, и я рассеянно наблюдаю, как она проделывает это снова и снова.
— Я была с тобой больше года, и за это время мы через многое прошли. Я узнала
тебя после месяца в Лас Палабрас. И я точно знаю тебя сейчас. Я знаю, когда ты
страдаешь и встревожен. Ты думаешь, что можешь скрыть это за своим прекрасным