Любовь по расчету
Шрифт:
— Что это? — Майлз указал взглядом на пергамент. С годами у него развилась дальнозоркость, и хотя он и знал грамоту, читать стало труднее.
— Долг Роберту де Беллему за строительство замка.
— Что?!
— Судя по этому документу, де Беллем одолжил Морису тысячу марок для найма рабочих и закупку материалов. Четыреста еще не выплачено. Зная де Беллема, сомневаюсь, что он преподнесет эту сумму племяннице в качестве свадебного подарка. Фактически это дает ему право потребовать имение Равенстоу, если я не смогу уплатить долг. С Морисом он церемонился, так как имел в его лице рьяного сторонника, со мной дело обстоит иначе.
— Сможешь достать серебро?
Гайон закончил перевязку и закрепил конец ткани.
— Возможно, но для этого придется потрясти моих арендаторов, и те станут беднее, чем когда приносили мне присягу на верность.
— При условии, что согласятся платить. Гайон усмехнулся.
— По традиции они обязаны заплатить определенную сумму по поводу бракосочетания Юдифи, завтра я соберу подать во время церемонии присяги новому хозяину до того, как они уедут.
Майлз неодобрительно посмотрел на сына. Он не сомневался, что Гайон сможет выжать подать из вассалов, но его пугали дьявольские искорки в глазах сына. Подобное Майлз наблюдал и раньше, такое выражение предшествовало очередному безумству.
— Гайон, что ты замышляешь?
— Пока ничего. Разве ты забыл, что я молодожен? Кстати, у тебя очень милый след поцелуя на шее.
Легкомысленный тон не обманул Майлза — ему вежливо предлагали не совать нос в чужие дела, и это разозлило. Он сурово посмотрел на Гайона, но тот выдержал взгляд. У сына была гибкая, но крепкая воля, как ивовая лоза. Ее можно было согнуть, но если отпустить, она тут же принимала прежнюю форму. Спорить бесполезно.
— Я уже сказал, что совершаю одну ошибку за другой, — тяжело вздохнул Майлз.
Бескрайность синего неба нарушалась лишь отдельными кучками облаков, плывущими в сторону Уэльса, и полетом случайных птиц, занесенных в вышину порывом ветра.
Юдифь прищелкнула языком, подгоняя коня, тот прибавил скорости, навострил уши. Ветер внезапно стих. Плащ развевался от движения, полы били по крупу лошади. Девушка отпустила поводья, чтобы поправить выбившиеся из прически шпильки, но решила вынуть их совсем, толстые рыжеватые косы упали на плечи. Верхом она чувствовала себя раскованно и хотела овладеть новыми навыками непринужденно держаться в седле.
Впереди ехал Эрик Годкриксон, вассал Гайона, и шесть телохранителей. Столько же замыкали шествие. Процессия проезжала по равнине между двумя поместьями Гайона — Оксли и Ледвортом. Нападение валлийцев или других враждебных отрядов было маловероятным, но предосторожность не мешала, тем более, Гайон отсутствовал— собирал подать с арендаторов.
Юдифь всматривалась в полосу деревьев, начинавшуюся вдали, но думала о другом. Со дня ее скоропостижного замужества прошло десять недель. Присяга на верность, данная вассалами новому хозяину через два дня после праздничной охоты, была искренней, хотя некоторые роптали, протестуя против обременительной подати. Гайон сумел покорить недовольных мирным путем — он обладал речью опытного придворного и изворотливым умом купца, умел убеждать, не вызывая вражды. Люди обычно весело соглашались с его доводами, а позднее почесывали затылки и удивлялись, как это ему удалось заставить их расстаться с монетами, когда они были решительно настроены не делать этого.
Инцидент с де Лейси и Арнулфом де Монтгомери постепенно забывался как кошмарный сон. Рука Гайона зажила, не дав нагноения, остался лишь тонкий розовый шрам. Он редко вспоминал охоту на кабана, но часто напряженно думал над чем-то, по выражению лица мужа Юдифь видела, что мысли тревожили его.
Арнулф де Монтгомери находился по делам в Южном Уэльсе. Де Лейси сидел в имении, как петух на насесте, одному Богу известно, что он замышлял. Ралф из Торнифорда болел легкими — последствие сильной простуды, от которой он никак не мог излечиться. Суровые морозы в январе и феврале держали Роберта де Беллема в его новом поместье, где он возвел дополнительные укрепления. А укрепления стоили денег.
Юдифь видела — Гайон неспокоен, напряжен, как кошка, готовая сцапать добычу, постоянно начеку. Как правило, он держал это в себе, но иногда готов был сорваться. Однажды показалось, что он вот-вот ее ударит, но Гайон опустил глаза и занялся счетами. Через некоторое время, когда страх уже улегся, он опустил перо, долго смотрел на жену, видимо прикидывая, насколько у нее хватит терпения, кратко извинился и велел выйти. С тех пор Юдифь научилась распознавать предупредительные сигналы, оставляла его одного и занималась делами.
Месяцем раньше, когда погода улучшилась настолько, что путешествие стало возможным, супруги двинулись в путь, сначала в главное владение Гайона в Ледворте, унаследованное от дяди, погибшего во время летней кампании в Уэльсе.
Замок производил внушительное впечатление — построен на возвышенности и виден из го рода, простиравшегося внизу. Из окон открывался вид на дороги, ведущие в сердце Уэльса. Однако, несмотря на современную архитектуру, здание было тесным, холодным, воздух оставался спертым. Предыдущий хозяин после смерти жены не уделял должного внимания житейским проблемам. Хозяйка была в летах, страдала хромотой, служанки пользовались этим и не утруждали себя работой.
Три недели Юдифь и Алисия приводили замок в порядок и, наконец, тот стал пригоден для жизни. Особенно старалась Алисия — безжалостно гоняла прислугу, не называя женщин иначе, как грязнулями и лентяйками, заставляла щетками оттирать полы и стены.
Юдифь не узнавала собственной матери. Приступы активности, которые та проявляла, были для нее не характерны и свидетельствовали о состоянии или внутренней неудовлетворенности, или отчаяния. Однажды Юдифь застала Алисию в домашней церкви, находившейся при замке, в слезах. Она стояла на коленях и молила Бога о прощении. За что? Эта женщина испытала столько невзгод, жизнь ее больше наказывала, чем баловала, какие у нее могут быть грехи? Если она в чем-то могла исповедоваться священнику, то лишь в упущениях по забывчивости или недосмотру. Но это не повод для столь глубокого горя.
Юдифь коленями побуждала коня идти быстрее и вспоминала, когда впервые заметила перемену в поведении матери. Пожалуй, через пару дней после свадьбы. Тогда Алисия удалилась в свою комнату, сославшись на мигрень, два дня не выходила и не допускала к себе никого, кроме Агнес. На третий день она вышла на час позже обычного, чтобы пожелать отцу Гайона безопасного переезда домой. Майлз, припоминала Юдифь, очень огорчался по поводу ее отсутствия, но Агнес не разрешала навестить больную, решительно заявляя, что хозяйка спит, к тому же, плохо себя чувствует.