Любовь по расчету

Чедвик Элизабет

Элунед послушалась и пошла за вином. Рис присел перед догорающим огнем, обняв колени - здоровый, хорошо сложенный мальчик с приятными чертами лица.

— Сколько вы пробудете у нас? — внезапно спросил он, испытующе глядя на Гайона черными, как агат, глазами.

— Рис! — упрекнула мать. Сама Розин не осмеливалась задать этот вопрос.

Гайон рассеял ее опасения.

— Не принимай близко к сердцу, дорогая. Я к этому привык. Если бы не знал, что Рис мальчик, то подумал бы, что вопрос задала моя жена.

Они очень похожи.

Последовало странное молчание. Вопрос Риса оказался лишь началом. У Розин было много других вопросов, но она не хотела задавать их в присутствии детей — не позволяла гордость.

— Всего несколько часов, — продолжал Гай он. — Я рискнул потянуть дьявола за хвост, и теперь обязан вернуться домой до рассвета, иначе он пощекочет меня вилами.

Гайон улыбнулся девочке и взял чашу с напитком, который та принесла для него. Напиток был крепким и сладким, золотисто-прозрачным, как мед, и ароматным, как тот осенний вечер, когда был зачат ребенок.

Рис помолчал минуту, потом до него дошел смысл шутки, сказанной на валлийском наречии, мальчик сообразил, что Гайон обладает многими навыками, которых обычно бывают лишены другие нормандцы. Что-то грозило лорду Гайону, он опасался, что его могут обвинить в каких-то делах, которые никому не полагалось знать. Элунед приняла слова лорда буквально и трепетала от восторга.

— А где сейчас твой дом? — Розин поставила перед ним блюдо с хлебом и сыром и подумала с горечью, что они ведут себя, как слуги, старающиеся ублажить господина.

— В Ледворте, — Гайон что-то бросил Рису.

Мальчик ловко поймал подарок. Это были кожаные ножны на меховой подкладке — шерсть лучше удерживала нож, который полагалось смазывать жиром. Сам нож был почти оружием — восемь дюймов длиной, остро наточенное лезвие, украшенная искусной резьбой рукоятка: медведи и тюлени среди полярных льдин.

— Я не забыл твой день рождения, — сказал Гайон, наблюдая, с каким восторгом мальчик рассматривает нож.

Розин испытала смешанные чувства. Детство для сына практически кончилось, нож приближал его превращение в мужчину.

— Не нужно было это дарить, — она нахмурилась.

— Поругай меня, — ответил Гайон весело и при тянул к себе Элунед. — И я не забыл, что твой день будет на Пасху, но меня в то время может здесь не оказаться, я привез подарок заранее. Отгадай, в какой руке.

Элунед пришла в восторг и весело приняла игру, Гайон дразнил ее, выставив вперед сжатые кулаки. Наконец, она забарабанила по его рукам маленькими ладошками. Гайон взмолился о пощаде и протянул маленький кожаный футляр, в котором лежало ожерелье в виде незабудок из слоновой кости.

Элунед бросилась Гайону на шею и крепко поцеловала.

— Верный способ покорить мужчину, — засмеялся тот, застегивая золотую пряжку на шее девочки.

— Ты нас балуешь подарками, — растроганно произнесла Розин и отвернулась, чтобы помешать угли в очаге.

— Вовсе нет, — возразил Гайон. — Мне никогда не удавалось оценить тебя по достоинству и, видимо, не удастся.

Розин сосредоточенно орудовала кочергой.

— У тебя всегда находились для нас добрые слова, которые не купишь за серебро. Элунед, Рис, вам давно пора спать. Марш в постель!

— Но, мама...

Та строго посмотрела на детей, подбоченясь и нетерпеливо покачиваясь на каблуках.

Гайон удивленно поднял брови, не ожидая такого тона.

— Маму надо слушаться, детки, — сказал он мягко. — Думаю, она хочет о чем-то поговорить со мной. Давайте дадим ей эту возможность.

Элунед надула губки. Рис встал, не выпуская из рук ножа, на лице боролись противоречивые чувства — долг и ребяческий эгоизм. Наконец, первое одержало верх. Мальчик поблагодарил Гайона за нож, поцеловал в щеку мать и пошел за занавеску.

— Это несправедливо! — хныкала Элунед.

— Жизнь всегда несправедлива, — Розин обняла дочь. — Чем старше ты будешь становиться, тем лучше станешь это понимать. А теперь пожелай спокойной ночи и иди спать.

Девочка повиновалась с тяжелым вздохом. Она так сильно обвила ручонками шею Гайона, что чуть не задушила его.

— Жаль, что ты не можешь остаться с нами, - сказала она печально, целуя его в щеку.

— Мне тоже жаль, малышка, — ответил Гайон без тени лукавства.

Гайон и Розин остались наедине. Женщина стояла спиной к нему, все еще вороша в очаге угли. Молчание становилось тягостным. Собака заскулила. Наконец, Розин не выдержала, отшвырнула кочергу, повернулась к Гайону.

— Зачем ты здесь? — ее душили слезы.

— Думал, ты будешь мне рада.

Розин хотелось крикнуть, что он ошибается, но вовремя одумалась.

— Да, рада, слишком рада. Ты губишь нас. Являешься с подарками, чтобы убедиться, как мы тебя обожаем, а потом исчезаешь. Я больше не могу этого выносить!

— В твоей власти все изменить, — мягко ответил Гайон. — Пожалуйста, переезжай в Оксли.

— Чтобы оказаться в клетке и, когда тебе захочется, услаждать твой слух пением? — Розин снова отвернулась к очагу.

— Я приехал не для того, чтобы ссориться, дорогая. К тому же, не хочу расстаться на этой ноте. Мы достаточно хорошо знаем друг друга, чтобы не делать такие глупости. Если я невзначай насыпал соль на рану, прошу прощения. Ты никогда не давала понять, что наши отношения для тебя глубже, чем просто удовольствие.

Розин закусила губу, но попыталась овладеть собой, улыбнуться и согласиться с тем, что Гайон прав, так оно и есть. Удовольствие, не более того. Она почувствовала, как рука Гайона легла на плечо, он повернул ее к себе.