Любовь под развесистой клюквой
Шрифт:
– Ой, Тонечка! – радостно воскликнул Толька Губарев, который так хотел ее вчерашнего заточения. – А я переживал – думал, вдруг тебя на пятнадцать суток упекут! Ан нет, не упекли... паррразиты!
– Молчи, гад! – окрысилась на него Марина. – Кровопивец навязался на нашу голову! Завтра выходной возьму, так и знай – на тебя налоговую нашлю и муниципалов! Два в одном! Чтобы тебя уже и вовсе не было!
– Еще игрушки ядовитые продает! – всхлипнула Тоня.
– Змей! – поддакнула Марина. – Ты, Тонь, на него не отвлекайся. Чего там у тебя? Совсем сил нет вместе
– Совсем... – шмыгнула носом Тоня и рассказала, чем ее порадовал супруг на этот раз.
Марина отреагировала как истинная подруга.
– Да, Тонька! Ну что ты терпишь-то?! Разводись! Не жалей его.
– Я и не жалею, да только нам с Аришкой уйти некуда. А он тоже не уйдет, и будем жить, нервы трепать. Он же в открытую станет с Клавкой любезничать, а каково это Аришке?
– Да большая она у тебя девка! Справится! А так-то ей легче разве – видеть, как мать каждый раз за идиотку принимают? Ну и потом... если уж так – живите у меня, пока квартиру не разменяете. Ты ж знаешь, я все равно у мамы сейчас, она болеет сильно, за ней уход нужен, а мне на два дома не разорваться! Давай. Переезжайте, и даже не думай ни о чем! Еще реветь о таком шибздике! Ха! Да мы с тобой ого-го как заживем! Ну! Решайся! А я тебе завтра же ключи притащу.
– Ладно, – в последний раз всхлипнула Тоня, твердо решив сегодня же поставить все точки над «i».
Вечером Тоня позвонила дочери и велела ей переночевать у бабушки, а сама пошла домой, впервые налегке – без всяких пакетов и сумок.
Еще по дороге она обдумывала до словечка, что скажет Геннадию, какие аргументы приведет, как потребует назад свои деньги. Или нет, деньги требовать смысла нет, пусть так уходит, но квартиру она с ним точно делить не станет! И к Марине не пойдет. Двухкомнатная квартирка подруги, конечно, светлая и уютная, но с какой стати?! Почему Тоня должна оставлять этому хмырю свою хрущевку? Она ей, между прочим, от родителей досталась! А Геночка пусть на свою сам заработает! Некоторые мужики, вон, не только чужие хрущевки – свои коттеджи бывшим женам оставляют!
Едва Тоня шагнула на порог, как к ней на шею кинулась Лала.
– Тонечка! Дуся моя! Антошик мой любимый! Мне Гена передал, что ты с радостью отдала мне на костюм свои денежки! Прониклась, значит? Ну ведь можешь, когда хочешь!
– Где Геннадий? – сурово спросила Тоня, отцепляя от себя руки Лалы.
– А он сегодня немножко того... задержится! – счастливо улыбалась та. – Остался на работе, у них там авария. Конечно, он мог бы и не делать этого, но ты же знаешь ответственность нашего Геннадия! Он решил, что надо выйти, потому что... все же какие-никакие, а деньги.
Неприятно резануло по уху «наш», но привязываться к словам не хотелось.
– В том-то и дело, что какие-никакие, – пробурчала себе под нос Тоня, переодеваясь в своей комнате.
Ей совсем не нравилось, что мужа дома нет. Она столько собиралась ему сказать. Она настроилась. А завтра... кто его знает, что будет завтра, вдруг она опять размякнет?
– Тонечка! Геннадий попросил
Тоня хотела есть. Сильно. Но ни за какие деньги она не проглотила бы и куска, приготовленного бывшей подругой.
– Клава, позвони Гене, пусть придет, чего он сбежал-то? Надо серьезно поговорить.
– Архипова-а! – капризно протянула бывшая подружка. – Сколько раз говорить, чтобы ты не называла меня этим именем! Я уже давно Лала! Запомни наконец – Лала! Ну! Повтори! Лала!
– Я еще раз говорю – позови Гену! Ты слышишь?! И мне глубоко плевать, как ты теперь называешься! – резко заявила ей Тоня.
– Какая ты злая, – дернула плечиком Клавдия. – Садись ужинать, сегодня сосиски баварские!
– Ты так говоришь, будто приготовила их по баварскому рецепту, – фыркнула Тоня. – Спасибо, я не голодная.
– Ешь! – топнула ножкой Клава. – И прекрати меня нервировать.
Тоня села за стол и стала задумчиво разглядывать подружку. И что в ней Геннадий отыскал? Личико маленькое, как у старушки, столько кремов покупает, а морщинок больше, чем у Тони. И ножки такие худенькие... и волосатые. А руки все в пигментных лепехах. И чего волшебного он в ней увидел? Любит, наверное...
– Клав, а ты почему волосы на ногах не бреешь? – вдруг спросила Тоня.
– Волосы? А... а что, у меня из-под колготок видно? – испуганно пролепетала Клава, но тут же заносчиво дернула головой и выдала: – Меня и с такими ногами любят, вот такушки!
– Ну и забирай его, а? – неожиданно попросила Тоня и сама себе удивилась. – Что вы, как первоклассники, по углам обжимаетесь? Ведь обжимаетесь?
– Н-ну обжимаемся... – точно перед строгой учительницей стояла Клавдия, уперев глаза в пол и ковыряя волосатой ногой линолеум.
– А зачем? Забирай его, и живите открыто! Занимайтесь танцами, ездите на всякие конкурсы, выигрывайте призы! Чего вы ко мне-то прилепились?
– Так ведь... денег же не хватит, если одни, – откровенно призналась Лала.
– А я вас больше содержать не собираюсь, – сверкнула глазами Тоня. – Так что зови Геннадия, будем о разводе говорить.
Клавдия подскочила к телефону, быстро набрала номер и закричала в трубку:
– Любимый! Твоя мымра все знает! Ой, прости, Тоня, это я любя... Я говорю, она все знает! Переходим на легальное положение! Беги домой! Она хочет решать, как мы квартиру делить будем!
Разговор получился бурный, даже несколько истеричный, – Клавдия ни в какую не соглашалась, чтобы квартира отошла Тоне целиком. У бывшей подруги имелись на эту жилплощадь свои виды. Однако Геннадий повел себя рыцарем – оставил жене и дочери все, забрав лишь свои сценические костюмы и сапожную щетку. Тоня выставила счастливых голубков в подъезд, закрыла за ними дверь и тогда...
Она и сама не поняла, отчего вдруг разревелась так бурно, навзрыд и с причитаниями. Дав волю слезам, Тоня забылась крепким, лечащим все сном.