Любовь Психеи и Купидона
Шрифт:
— Тебе понадобится все это, — продолжала башня. — Пусть глубина этого погреба тебя не пугает, хотя тебе придется спуститься почти на тысячу ступенек. Эта лампа тебе поможет. При свете ее ты различишь сводчатый ход в глубине, который выведет тебя на берег Стикса. Ты дашь Харону по грошику, когда он перевезет тебя — сначала туда, потом обратно. Харон — старик, не обращающий никакого внимания на красавиц. Он не пустит тебя в лодку, если ты не заплатишь того, что полагается. Перебравшись через реку, ты встретишь хромого осла, совсем расслабленного от старости, и нищего, который его погоняет. Он попросит тебя дать ему из жалости кусок веревки, если таковая найдется у тебя в корзинке, чтобы он мог увязать несколько свертков, навьюченных на его осла. Но ни за что не давай ему того, о чем он просит, — это ловушка, которую тебе подстроила Венера. Веревка понадобится тебе для другого: сразу же после встречи с нищим, ты попадешь в лабиринт, дороги которого очень легко удержать в памяти, когда входишь туда, но невозможно не перепутать, когда возвращаешься; веревка поможет тебе в них разобраться. У двери на ближнем конце лабиринта нет привратника, у двери же на дальнем конце есть и ужасный. Это пес с тремя пастями, огромный, как медведь. Он отличает мертвецов от живых по запаху, ибо попадать по делу в эти края случается не одной тебе, но и другим. Привратник дает пройти мертвым и душит живых, прежде чем они успеют сделать хоть шаг. Нужно заткнуть ему все три глотки, кинув в каждую по восковому шарику и столько же на обратном пути. Эти шарики хороши также тем, что усыпляют его. Как только ты выйдешь из лабиринта, перед тобой появятся два демона из Елисейских Полей, они проводят тебя до самого престола Прозерпины. Прощай, прелестная Психея. Да будет счастливо твое путешествие!
Психея
Не лишнее будет заметить, что Психея видела на берегах Стикса людей всех сословий, прибывавших отовсюду. Когда красавица переправлялась, в ладье были еще царь, философ, полководец, множество воинов и несколько женщин. Царь плакал о том, что ему приходится навеки покинуть места, где было столько великолепия. Философ, напротив, восхвалял богов за то, что он покидает их, не встретив там предмета, способного его соблазнить и не подвергшись поэтому ужасной опасности. Воины оспаривали друг у друга место рядом с Психеей, не стесняясь царя и не боясь полководца. Дело едва не дошло до драки, и, чтобы утихомирить буянов, Харон вынужден был пригрозить им своим веслом. Женщины окружили Психею и утешились в своих утратах лишь при виде того, что она тоже лишилась многого, — она ведь никому не сказала, что принадлежит к миру живых. Ее одежды, однако, немало удивили всю компанию: на остальных были только саваны.
Как только Психея вышла из лабиринта, перед нею предстали два демона, показавшие ей диковинки этих мест. Они до того необычайны, что описать их вам я смогу лишь совсем особым стилем.
Полифил помолчал немного и затем продолжал несколько менее непринужденным тоном:
До царства умерших — путей на свете много. Но все они — одна знакомая дорога. И Тисифоною, у адских ставшей врат, Всем людям всех краев открыты входы в ад. И голод, и нужда, и старость, и болезни Всех гонят по пути к неотвратимой бездне, А тем, кто кончил путь, чей потерялся след, Прядут Судьбины ночь, конца которой нет. Орфею одному, волшебнику-поэту, Живому удалось увидеть бездну эту. Психеи прелестью внезапно увлечен, Охотно и ее к себе впустил Плутон, Да и коробочку, боясь лишиться трона, Венериной рабе вручила Персефона. [69] Итак, она уже в обители теней, И Стикса берега темнеют перед ней. Все было сделано, чтоб яростное пламя Сам Цербер, лютый пес, метал в нее очами, Чтоб посвирепее, погаже, пострашней Исчадья адские, грозя, являлись ей: Все гидры, гарпии, все ужасы и муки, И даже Герион [70] трехглавый, шестирукий — Одно видение вставало за другим И исчезало вмиг, растаяв словно дым. Те страшные места, где мучится виновный, Где вопль, и стон теней, и скрежет их зубовный, Где обретает злой возмездие свое, Священным ужасом наполнили ее. Вот гордый Салмоней [71] на мост восходит медный: Печальный вождь толпы истерзанной и бледной, Прорваться хочет он к обителям иным, Но пламя грозное клокочет перед ним. Здесь к Стиксовой струе Тантал [72] напрасно гнется: Как ни близка вода, он к ней не прикоснется, И тщетно, весь в поту, все мышцы натрудив, Остановить скалу старается Сизиф. [73] Психеиных сестер там постигает кара: В докучном зеркале всегда видна им пара Супругов радостных, сияющий чертог, И с их сестрой не зверь, не чудище, а бог. И где бы гнусные ни ждали избавленья — Навстречу зеркало и то же в нем виденье. Психея рвется к ним сказать, что все — обман, Но тени двух сестер исчезли, как туман. Вот узнает она и Данаид [74] злосчастных, Изнемогающих в усилиях напрасных, Ей жалко стало их, и больно ей за весь Бесплотный этот люд, терзающийся здесь, Где мнится каждому — он мучим всех лютее. Мечтает Иксион [75] о доле Прометея; Чтоб жажду позабыть, Тантал гореть готов На вечном пламени Плутоновых костров. В Аиде горестном есть и для тех мученья, Кто попирал права любовного влеченья, Кто страсти оскорбил священной божество И жертв не приносил на алтарях его. Кокеткам, чересчур надменным и спесивым, Приходится страдать, и сплетникам болтливым, И тем — гнуснейший грех! — кто хвастаться посмел Любовью женщины, которой не имел. Терзает коршун грудь красавицы жестокой, Обманщица — во льду замерзшего потока, Бездушная — в огне и на глазах у тех, Кто от нее страдал, — за свой казнятся грех. Наперсников и слуг коварных за обиды Тех, кто им вверился, бичуют Эвмениды. Здесь те, кто сердца жар корыстно отдавал, Кто к алтарю девиц насильно посылал, Ханжи, а также те, кто в злобе иль из мести Отравленным стишком коснулись женской чести.69
Персефона (рим. — Прозерпина) — в античной мифологии — супруга Плутона, богиня подземного мира.
70
Герион — в античной мифологии — трехголовый великан.
71
Салмоней — один из героев античной мифологии, которого Зевс-громовержец покарал за попытку подражать ему: Салмоней изображал молнию факелами, а гром грохотом котлов и колесниц.
72
Тантал — в античной мифологии — царь Сипила во Фригии, за оскорбление богов низвергнутый в Аид и терзающийся там муками жажды и голода.
73
Сизиф — в античной мифологии — царь Коринфа, хитрый и порочный человек, обманывавший даже богов и за это осужденный вечно вкатывать на гору тяжелый камень, неизменно скатывавшийся с горы вниз.
74
Данаиды — в античной мифологии — дочери аргосского царя Даная, умертвившие по приказанию отца своих мужей в брачную ночь и осужденные за это вечно наполнять водой бездонную бочку.
75
Иксион — в античной мифологии
Венера своими ласками вынудила Меркурия обратиться с мольбой ко всем силам ада так напугать ее противницу видом призраков и мучений, чтобы она умерла от страха, притом умерла окончательно и безвозвратно и от ее красоты не осталось даже легкой тени.
— После этого, — добавила Киферея, — я не буду препятствовать любви моего сына. Пусть он отправится в ад, разыщет там Психею и расточает ей нежности.
Купидон не преминул обо всем позаботиться: едва Психея миновала лабиринт, как он дал ей в проводники двух демонов из Елисейских Полей — эти духи не злы. Они успокоили ее и рассказали, в чем виновны те, чьи терзания она видела. Это утешило красавицу, ибо их преступления не имели ничего общего с ее приключением. В сущности, провинность, ею совершенная, не заслуживала подобного наказания. Если бы любопытство делало людей несчастными даже на том свете, то быть женщиной не было бы никакого расчета.
Проходя мимо Елисейских Полей, Психея без всякого труда ибо число блаженных во все времена было крайне ограниченным — заметила тех, кто потрудился, прославляя могущество ее супруга. То были по большей части обитатели Парнаса. Они пребывали под сенью дерев и читали друг другу свои стихи, полные взаимных восхвалений.
Наконец, красавицу ввели в судилище Плутона. Весь двор этого бога был поражен: после Прозерпины ни одна женщина не тронула их сердца больше, чем эта. Прозерпина почувствовала даже некоторую ревность, потому что муж ее начал уже поглядывать на красавицу несколько иными глазами, чем он обычно глядит на женщин, предстающих пред его судилищем. Он, казалось, готов был даже оставить грозный вид, принимаемый им в таких случаях. Но особенно забавны были старания Радаманта [76] скроить кроткую мину. Плутон распорядился прервать на несколько мгновений страдания и стоны несчастных, чтобы Психея была выслушана с большим вниманием.
76
Радамант — в античной мифологии — один из судей в царстве мертвых.
Вот как примерно заговорила Психея, обращаясь попеременно то к Плутону и Прозерпине вместе, то к одной богине подземного царства:
Владыки сумрачной загробной стороны, Перед которыми пастух и царь равны, Не для того пришла я в здешние чертоги, Чтоб показаться вам и вас увидеть, боги. Ведь мне — увы! — открыл печальный опыт мой, Какой за это мы должны платить ценой. Венеры царственной несчастная рабыня Пред вами: на меня разгневалась богиня. Ей мало строгих кар, и, как велит она, Я за румянами в Аид сойти должна. О, сделай так, молю, подземная царица, Чтоб к ней с румянами могла я возвратиться! Ты так нежна лицом! Не гневайся: к чему Румяниться тебе? Я, право, не пойму. Богини не должны страшиться увяданья, Прелестней сделать их не могут притиранья. Вот мне б они еще вернули слабый след Утраченного мной от стольких мук и бед, Но попеченье я оставила пустое О жалкой красоте, мне ставшей роковою. Таким же, как сейчас, пусть было бы всегда То, чем, безумная, была я так горда. О, зависть глупая моих сестер злосчастных! Мне мужем стал Амур. В ночи свиданий страстных, Не видя милого, его любила я. Когда ж увидела, он скрылся от меня. И вот я сброшена с вершин безмерной славы: Хочу забыть любви утехи и забавы! Отныне я раба. И в глубь подземных стран Пришла вымаливать коробочку румян. Я этой милости не заслужила, знаю. Но сжалься, именем Амура заклинаю: Ведь он спускается и в страшный ваш Аид! Царица, если путь к тебе ему открыт, Меня, его жену, вознагради за это. И пусть вас греет жар его огня и света! Пусть позавидует подземным странам тот, Кому сияющий подвластен небосвод!Эта речь имела такой успех, какого Психея могла бы пожелать. Не нашлось ни демона, ни тени, которые не посочувствовали бы страдалице и не осудили бы Венеру. Жалость в первый раз проникла в сердце фурий; и те, у кого было достаточно причин жалеть себя, забыли о собственных бедах, чтобы посочувствовать страданиям Купидоновой супруги. Плутон уже готов был предложить ей переселиться в его владения; но они — убежище, которым несчастные жаждут воспользоваться как можно позже. Этому приглашению воспрепятствовала Прозерпина: она забыла (настолько овладела ею ревность), что тень не в состоянии была бы ей повредить, и настоятельно посоветовала Паркам не пресекать необдуманно дни этой особы, а также принять меры к тому, чтобы ее снова увидели в подземном мире лишь состарившейся и покрытой морщинами. После этого не медля долее, она вручила Психее плотно закрытую коробочку, запретив ее открывать, и наказала ей заверить Венеру в ее дружбе. Что касается Плутона, то он не без неудовольствия взирал на уход нашей героини и полученный ею подарок.
— Запомни хорошенько, — сказал он, — во что обошлось тебе любопытство. Иди же и не обвиняй Плутона в твоих злоключениях.
Пока Психея шла обратно по царству мертвых, коробочке не грозила никакая опасность: Психея не коснулась ее даже пальцем. Она побаивалась, что среди такого множества людей, которым совсем нечего делать, найдется достаточно лиц, склонных понаблюдать за ее действиями.
Но едва она достигла нашего мира и, попав в подземный ход, почувствовала, что вокруг нет других свидетелей, кроме камней, которыми он был облицован, как начались обычные соблазны. Ей захотелось узнать, что это за румяна дала ей Прозерпина. Как устоять против искушения? Неужели она, женщина, упустит такой случай удовлетворить свое любопытство? Кому выдадут ее эти камни? Быть может, под эти своды, с тех самых пор как их построили, еще никто не спускался. И потом, ведь это с ее стороны не просто любопытство, а естественное и вполне невинное желание исправить упадок, в который пришли ее прелести. Неприятности, загар, множество разных других обстоятельств так ее изменили, что она сама уже не узнает себя. Надо или отказаться от притязаний на сердце мужа, которые она еще имела, или каким-нибудь образом восстановить утраченную красоту. Где она найдет что-нибудь лучшее, нежели то, чем располагает сейчас? Отчего не попробовать капельку тех румян, которые она несет Венере? Она вовсе не намеревается злоупотреблять ими, не собирается пленять никого, кроме своего мужа, и богам это известно. Ей нужно только произвести впечатление на Амура! Всякая хитрость допустима, если речь идет о том, чтобы вернуть супруга. Если Венера считает ее такой простушкой, которая не посмеет дотронуться до этих румян, она сильно ошибается. К тому же, дотронется она до них или нет, Киферея все равно будет ее подозревать, поэтому удерживаться нет смысла.
Психея рассуждала так хорошо, что навлекла на себя новую беду. Какой-то страх все же ее удерживал. Она смотрела на коробочку, подносила к ней руку, потом отдергивала ее и снова подносила. После довольно продолжительной борьбы победу, как обычно, одержало злополучное любопытство. Психея, дрожа, открыла коробочку, но едва успела она ее открыть, как из нее вырвался черный как сажа и едкий пар, в одно мгновение покрывший все лицо и отчасти грудь нашей героини. Впечатление, произведенное им, было таково, что Психея подумала прежде всего о каком-нибудь несчастном случае, тем более что в коробочке не осталось ничего, кроме грязного осадка, который окрашивал ее всю целиком.
Психея, встревоженная и изумленная, заторопилась прочь из подземелья, спеша добраться до какого-нибудь источника, который бы помог ей выяснить состояние, в которое ее привел этот пар. Когда она достигла башни и оказалась перед ее дверью, колючки, скрывавшие ее и сами собой отодвинувшиеся, чтобы пропустить Психею в первый раз, теперь уже не узнавали и не пропускали ее, а башня вынуждена была спросить, как зовут пришелицу. Наша неудачница со вздохом назвала себя.
— Как! Это ты, Психея? Кто же так выкрасил тебе лицо? Иди, умойся скорей и не вздумай показываться твоему мужу в таком виде!