Любовь шевалье
Шрифт:
Но недавно Жилло струсил и рассказал Пардальяну-старшему, где маршал прячет Жанну и Лоизу; парень предал своего господина, не убоявшись даже угроз дяди, верного слуги маршала де Данвиля. После этого Жилло следовало бы, естественно, уносить ноги из дворца и никогда больше не попадаться на глаза своему мстительному родственнику, однако юнец так и не покинул особняк… Что же его задержало?
Дело в том, что Жилло был просто скопищем всевозможных пороков: трус, бездельник, обжора, пьяница, злобный и хитрый лгун, он был, кроме всего прочего, еще и
Когда Пардальян-старший выбрался из подвала и приступил к допросу Жиля и Жилло, юнец, которому ветеран пригрозил отсечь оба уха, выболтал ему с испугу секрет герцога де Данвиля. Воспользовавшись замешательством, возникшим после его предательства, подлый лакей пустился наутек. Таким образом, все части тела остались при Жилло. Хоть Пардальян и утверждал, что оттопыренные уши лишь портят этого славного юношу, Жилло почему-то упорно не желал избавиться от них. Кроме того, парню было ясно, что теперь спасать надо уже всю голову целиком: ведь если Пардальян посягал всего лишь на уши лакея (отсутствие которых, по мнению ветерана, только добавило бы Жилло привлекательности), то в неукротимой ярости почтенного дяди таилась уже прямая угроза жизни непутевого племянника.
Жилло имел все основания подозревать, что если он попадется родственничку в лапы, болтаться ему на перекладине: Жиль был так предан маршалу, что не пожалел бы ни своих богатств, ни своей жизни, только бы покарать изменника. Да и сам хозяин вряд ли похвалит Жилло за содеянное…
От этих мыслей резвость парня возросла до такой степени, что он пулей вылетел из особняка, бормоча:
— Надо сматываться из Парижа! Если меня тут не вздернут, не удавят и не зарежут, я все равно отдам концы от ужаса; в общем — что в лоб, что по лбу. Нет, нужно смываться, да подальше.
Но одно соображение приковало Жилло к месту: чтобы отправиться подальше, требуется кошелек потолще. И тут рожа лакея расплылась в радостной улыбке; какой-нибудь прохожий вполне мог подумать, что парень спятил. Но нет! Жилло вовсе не рехнулся!.. Его просто осенило, что если сам он беден, как церковная крыса, то дядюшка его — весьма состоятельный человек. Подглядывая и подслушивая, юнец давно заприметил большой ларь, в который милейший дядюшка тащил все, что умудрялся заработать или невзначай прибрать к рукам. Вооружиться ломом, отыскать ключи и отпереть дверь комнаты, где Жиль держал свои сокровища, не составило для Жилло ни малейшего труда. Лакей был уверен, что старик Пардальян будет еще долго разбираться в погребе с дядюшкой.
Итак, бросившись к ларю, Жилло принялся отжимать ломом крышку и со счастливым удивлением обнаружил, что она сразу же поддалась. Ларь вообще не был заперт! (Мы помним, что Пардальян-старший уже успел пошарить в тайнике дядюшки Жиля. ) Жилло поднял крышку, упал на колени и завыл от восторга, по локоть погрузив руки в груду золота и серебра.
Парень потерял голову; он распихивал деньги по карманам, набивал ими кошелек, даже не понимая, что не сумеет далеко уйти с этим богатством: при каждом шаге лакея монеты издавали громкий звон.
Но Жилло никак не мог остановиться.
— Ну, еще, еще пару золотых! Как они красиво блестят!
Его карманы уже лопались.
— Еще только десяточек экю!
Жилло доверху наполнил деньгами свою шапку.
Вскоре весь он был битком набит монетами. Парень поднялся с колен и замер с растопыренными руками и широко расставленными ногами. Потом — ценой нечеловеческого напряжения — ему удалось сделать несколько шагов.
— Эх, горе-то какое! — в отчаянии пробормотал Жилло. — Ведь я и половины забрать не смог! Но — надо спешить…
Жилло повернулся к двери — и окаменел. Перед ним стоял дядя. Привалившись к косяку, старик взирал на парня с мстительной ухмылкой. Племянник дернулся, и несколько монет со звоном упало на пол. Жилло бросился дяде в ноги, туго набитые карманы порвались, и монеты хлынули золотым дождем, раскатываясь по всей комнате. Жиль безмолвно, с жуткой усмешкой наблюдал за этой фантастической сценой.
Жилло тоже постарался выдавить из себя улыбку.
— Дядя! Милый дядя! — пролепетал он.
— Чем ты здесь занимаешься? — осведомился Жиль.
— Да так… Думал навести порядок в вашем ларе…
— Ах вон оно что… ну ладно, наводи дальше…
Племянник опешил:
— То есть как это… дальше?
— У меня тут двадцать девять тысяч триста шестьдесят пять ливров серебром и шестьдесят тысяч сто двадцать восемь ливров золотом, итого — восемьдесят девять тысяч четыреста девяносто три ливра. Пересчитывай, мальчик мой, пересчитывай, ни одной монетки не пропусти. А потом сложи их столбиками по двадцать пять экю, золото справа, серебро — слева. Ну, что же ты не начинаешь?
— Сейчас, дядя, сейчас!
И Жилло стал торопливо вытрясать из карманов деньги, а потом аккуратно раскладывать их столбиками под горящим взглядом Жиля. Так, столбик за столбиком, парень с душераздирающими вздохами опускал монеты в ларь, а старик деловито считал:
— Еще пятнадцать тысяч… еще двенадцать тысяч.
Эта работа заняла, естественно, немало времени. Начал Жилло в два часа дня, управился же лишь к пяти вечера. Карл IX успел проехать через весь Париж, а Пардальяны выдержали на Монмартрской улице битву с придворными герцога Анжуйского.
Итак, дядя Жиль подсчитывал, сколько денег не хватает в ларе:
— Еще пять тысяч… еще четыре тысячи… еще три тысячи.
Жилло старательно сложил последние монетки и огляделся: ни на полу, ни у него в кошельке не было больше ни одного экю.
— Кажется, все, дядя?
— Осталось еще три тысячи!
Жилло вывернул карманы и обнаружил два су и шесть денье — свои личные сбережения. Он мужественно отдал их Жилю, который коршуном бросился и на эти гроши.
— Выкладывай остальное!