Любовь шевалье
Шрифт:
— Отлично! Но я вряд ли на час засуну руку в ларец!..
— А в этом нет никакой необходимости. Вовсе не нужно непосредственно касаться руками стенок шкатулки. Но представьте, что я преподнесу вам эту вещицу, и вы решите ее как-нибудь использовать. Например, надумаете хранить в ней шарф или перчатки… потом вы повяжете шарф на шею, наденете перчатки… Но за то время, что эти вещи пролежали в ларце, к ним уже перешли его специфические свойства…
— Это просто чудо! — не смогла скрыть своего восхищения королева.
Руджьери гордо вскинул голову: слова Екатерины звучал; как признание его учености и мастерства.
— Да, мадам, именно чудо! — с торжеством проговорил он. — Я годами разрабатывал яды, которые могли бы пропитать кожу, словно одежды Несса [6] . Ночи напролет просиживал я в лаборатории, чуть не отравился сам — и все же нашел такой состав, который попадает в человеческое тело сквозь мельчайшие поры, а не вместе с воздухом или пищей. В этот ларец я упрятал смерть, заставив ее покорно служить мне — безмолвно и тайно. Берите же это чудо, моя повелительница! Оно принадлежит вам!
6
Согласно древнегреческой мифологии жена прославленного героя Геракла Деянира, стремясь сохранить любовь мужа, последовала коварному совету и пропитала одежды супруга кровью убитого им кентавра Несса. Но в кровь попал яд страшного чудовища — Лернейской гидры, и Геракл, облачившись в отравленное одеяние, умер в ужасных муках и был вознесен в обитель богов.
— Я принимаю его! — воскликнула королева.
Она бережно опустила крышку, сжала ларец в руках, на миг застыла и пробормотала:
— Да свершится Божья воля!
Произнесла ли Екатерина эти слова искренне или опять устроила очередное представление? Кто знает? Королева была прирожденной комедианткой. Но не исключено, что в глубине души, сама того не осознавая, Екатерина мечтала о чудовищной резне, поскольку считала ее делом, угодным Господу.
Астролог аккуратно запер шкаф и вслед за Екатериной вышел из лаборатории. В тот вечер королева осталась ночевать в своем новом дворце. Она заснула спокойно, с улыбкой на устах. Давно Екатерина не чувствовала себя такой счастливой!
Глава 4
ПОВЕЛЕНИЕ МОНАРХА
Мы помним, как Франсуа де Монморанси встретился со своей первой женой Жанной де Пьенн и впервые увидел собственную дочь, прелестную Лоизу. Он провел со своей вновь обретенной семьей счастливый день в бедном доме на Монмартрской улице. Душа маршала была исполнена нежности. Он с умилением и восторгом взирал на дочь, повторяя про себя, что она — самое очаровательное существо в мире. Франсуа надеялся, что Жанна выздоровеет; ее разум помрачился, конечно, ненадолго. Любовь и ласка восстановят ее силы, и рассудок вернется к ней. Порой ему чудилось, что взгляд сумасшедшей женщины становится более осмысленным. Он то и дело напряженно всматривался в лицо Жанны и шептал:
— Она поправится — и что я скажу ей тогда о моем втором браке? Я же клялся, что буду ей верен до могилы, и обязан был сдержать слово, хоть и думал, что она обманула меня…
Поседевший маршал, трепеща, любовался Жанной, по-прежнему молодой и восхитительно красивой, почти не изменившейся с тех пор, как юный Франсуа назначал ей свидания в роще Маржанси.
Лоизе причиняла жестокую боль мысль о том, что ее дорогая матушка не может порадоваться вместе с ней. Но в то же время девушка была безмерно счастлива. Она тоже не сомневалась, что Жанна придет в себя; просто ей необходимы покой и забота близких. Сама же Лоиза наслаждалась неведомыми ей дотоле чувствами: у нее теперь было имя, были родные, был отец. Отца своего Лоиза считала удивительным человеком. В нем столько внутренней силы и величавого достоинства! Более того: он — один из самых знатных и влиятельных людей в стране. Так что, несмотря на болезнь Жанны, этот день стал для семьи маршала самым светлым за долгие-долгие годы…
Ведь Бог был милостив к отцу и дочери: Жанна не умерла, она — с ними. Внимательно следя за ее поведением, Франсуа и Лоиза вроде бы замечали изменения к лучшему. В очах Жанны опять появился блеск, щеки порозовели, на губах заиграла кроткая, ласковая улыбка.
Герцогу де Монморанси представился Пардальян-старший, с которым Франсуа не был знаком раньше. Мужчины крепко пожали друг другу руки, не скрывая искренней взаимной симпатии. Об участии ветерана в похищении Лоизы больше не вспоминали.
Ночь прошла мирно, хотя еще вечером вокруг дома возникло подозрительное оживление. На улице появился маршал де Данвиль в сопровождении сорока королевских гвардейцев. Этот отряд прибыл на смену страже, присланной герцогом Анжуйским для охраны здания, в котором укрылись Пардальяны. Со стражей уехал и офицер, разрешивший отцу и сыну остаться в доме под честное слово Жанны де Пьенн. Караулом теперь командовал лейтенант гвардии Карла IX.
Всю ночь Данвиль не спускал глаз с осажденного здания; рано утром солдаты засуетились. Человек двадцать зарядили свои аркебузы и нацелили их на дом.
Еще десять гвардейцев прикатили таран — огромную балку, подвешенную на веревках к мощным столбам. Они явно собирались вышибить дверь.
Пардальян-старший, следивший за действиями неприятеля с чердака, понял: отсрочка, полученная вчера от офицера, аннулирована. Ветеран тут же бросился к маршалу де Монморанси и сыну, и мужчины устроили военный совет.
Старый забияка откровенно ликовал; он даже не прятал озорной усмешки.
— Если они решили предательски напасть на нас, — сказал этот заслуженный воин, — то и мы вправе нарушить свое обещание. Мы сидели тут только потому, что мадам де Пьенн поручилась за нас. Но атака освобождает нас от всяких обязательств. Мы больше ничем не связаны и со спокойной совестью можем удирать!
— Верно, — кивнул Франсуа, — однако не раньше, чем они пойдут на приступ. Если одна сторона отказалась соблюдать договор, то и вторая не обязана придерживаться его условий.
— Они нападут, не сомневайтесь! А ты как думаешь, шевалье?
— Мне кажется, что господину маршалу и женщинам нужно срочно уходить отсюда, а мы останемся в доме и примем бой.
— Ишь, что выдумал, — буркнул ветеран, прекрасно понимая душевное состояние своего сына.
Он оттащил юношу в угол и прошептал:
— Значит, ищешь смерти?
— Вы угадали, батюшка!
— Что ж, погибнем оба… Но, может, ты все-таки выслушаешь старика-отца?
— Конечно, батюшка!
— Так вот… Я согласен отойти в мир иной, если уж тебе, разрази тебя гром, невмоготу жить без крошки Лоизы, а мне — без тебя. Но с чего ты взял, что вам не суждено быть вместе?
— К чему вы клоните, батюшка? — вскричал Жан, затрепетав от нахлынувшей надежды.
— Лишь к одному: ты сказал герцогу, что любишь его дочь?
— Но это же немыслимая дерзость!