Любовь священна
Шрифт:
— Пожалуйста, не… делайте… этого, — тихо произнесла Селина, схватив герцога за руку.
— Я должен, — сказал он. — Как видите, этот человек очень опасен.
— Может быть… лучше, если я сделаю, как… они хотят, — прошептала девушка. — Я не хочу, чтобы с вами случилось что-нибудь страшное.
Герцог посмотрел ей в глаза.
— Вы серьезно?
— Вы же знаете, что да, — ответила она.
Голос девушки был очень спокоен, хотя глаза были полны ужаса.
— Не беспокойтесь, — успокоил ее Этерстон. — Положитесь на меня.
Она
— Вы конечно сильны, — сказала она, — но острый нож… очень опасное оружие.
Она заметила, что, пока они говорили, на чемодане, на котором герцог писал свою записку, оказалось четыре ножа. Это были короткие обоюдоострые ножи, которыми орудовали разбойники в Париже и уличные скандалисты в торговых портах. Герцог хорошо знал этот вид оружия: один удар между ребер — и человек уже ничего не может рассказать. Эти ножи насмерть сражали пешеходов на улицах, служили орудием вендетты, с их помощью расправлялись с богатыми путешественниками в пустынных гостиницах.
Увидев ножи, герцог сразу понял, что ситуация складывается не в его пользу. Он никогда не дрался на ножах и только раз наблюдал поединок между двумя мужчинами, оба из которых искусно владели оружием.
Герцог спокойно и почти бесстрастно смерил взглядом своего противника. Смуглый был ниже его ростом, но зато легче и более гибким, что давало ему значительное преимущество перед Этерстоном. Кроме того, он, без всякого сомнения, был грозой окраин Ниццы, заводилой всех преступников и, конечно, виртуозным владением ножом снискал себе титул «мастера».
Герцог снял пиджак, а смуглый — рубашку. Герцог отметил его сильное мускулистое тело, а на груди и на руке татуировку, выдававшую в нем бывшего моряка.
Герцогу стало совершенно ясно, что соперник не из легких.
Он отдал свой пиджак Селине, после чего снял галстук и красивую муслиновую рубашку. Его тело было гораздо белее, чем у смуглого, но благодаря регулярным занятиям спортом, крепкие мускулы, как волны, переливались под его кожей.
Селина взяла рубашку герцога, и, взглянув в широко раскрытые глаза девушки, он понял, что она не на шутку перепугана.
— Доверьтесь мне, — снова успокоил он ее. Этерстон видел, что слова не доходят до нее, что она не в состоянии ни говорить, ни дышать.
Чемодан убрали и поставили к стене. Селина подошла к нему и села, положив рубашку и пиджак герцога на колени. Она сцепила руки, и, беря один из ножей, положенных на пол в ряд, герцог догадался, что она молится.
Смуглый выбрал себе нож, герцог тоже.
— Я скажу, когда вы можете начать, — произнес главарь.
— Один момент, — перебил его герцог. — Я только сейчас обнаружил, что мои сапоги для верховой езды скользят по полу, а мой соперник, как я вижу, снял ботинки.
Смуглый рассмеялся своим недобрым смехом:
— А я надеялся, что вы заметите это, когда уже будет слишком поздно.
— Я в этом не сомневался, — ответил герцог, подойдя к Селине и сев
Он по-барски протянул ноги человеку, стоящему ближе других, и крестьянин, как бы подчиняясь какой-то беззвучной команде, снял с него сапоги.
— Спасибо, — сказал герцог. Оставшись в носках, он вернулся на середину комнаты, крепко сжав ножи и подняв их над головой.
Смуглый проделал то же самое, и главарь, после минутной паузы, во время которой, все, казалось, затаили дыхание, дал им команду начать.
Мужчины сделали шаг вперед, настороженно глядя друг на друга и держа ножи на уровне плеч. Герцог понял, что смуглый слишком опытен, чтобы наброситься на него, и ждет первой крови.
Обычно в начале такого поединка, противники долго кружат, пытаясь напугать друг друга, делают угрожающие выпады, орудуя одним ножом или сразу двумя. Это требует большого искусства, но в проигрыше, как правило, оказывается тот, у кого скорее сдадут нервы.
Герцог сделал шаг вперед. Смуглый отступил. Вдруг неожиданно он бросился на герцога, метясь ножом прямо в его сердце, но герцог успел увернуться.
Нож, однако, задел его руку, и все увидели кровь. Селина вскрикнула и закрыла лицо руками.
— Вам повезло, сударь, — усмехнулся смуглый.
— Просто я искусный боксер, — ответил герцог.
— В следующий раз вы не будете столь удачливы. Мадемуазель слишком хороша.
В этих словах было нечто особенно омерзительное, и герцогу стало понятно, что смуглый пытается вывести его из себя. Эта старая уловка, без сомнения, не подводила его противника в прошлом.
Бандит сделал новый выпад, но герцог оказался более проворным и отразил удар. Они схватили друг друга за запястья, и после недолгой борьбы смуглый наконец отступил.
— Вам везет, но вы не более чем любитель, — сказал он, — а я профессионал не только в борьбе, но и в любви. Мадемуазель увидит, что я гораздо более привлекателен, чем чопорный англичанин, у которого в жилах не кровь, а лед.
Герцог промолчал. Он знал теперь, что имеет дело с тщеславным и самодовольным человеком, ни на минуту не сомневающимся в своей победе, в предвкушении которой он и играл на публику. Единственное, что его мучило, был страх за Селину. Надо было во что бы то ни стало избавить ее от внимания этого хвастливого Ромео, который мог напугать ее до потери рассудка.
Смуглый снова пошел на него, замахнувшись правой рукой, но герцог парировал удар, защищая себя от ножа. Герцог опять получил легкую царапину, которая, однако, начала кровоточить, хотя удар был едва ощутим.
Если бы они дрались на кулаках, мелькнуло в голове у герцога, он конечно был бы хозяином положения. Вдруг ему на память пришел один любопытный случай.
Он вспомнил, как много лет назад, в Китае, английский посол пригласил его в замок Шаолин, где, как ему сказали, обучаются борьбе кун-фу, история которой своими корнями уходила в глубь трех тысячелетий.