Любовь танцовщицы
Шрифт:
– Не отворачивайся от меня, - шепотом обжигая ему спину, она прижалась к нему и обняла.
– Пожалуйста...не отворачивайся.
Он снова почувствовал влагу на своей одежде, только теперь она обжигала. И была соленой.
– Дура ты, Наташ, - просто сказал он и развернулся, обнимая хрупкое тело, впечатавшееся в него так сильно, желая будто раствориться и потонуть в нем.
– Глупая. Сама ведь уйдешь.
– А если не уйду?
– пробормотала Ната, и ее слова заглушила мокрая рубашка.
– Только никогда
А Артема ее простые и бесхитростные слова...наизнанку выворачивали. Он в одну минуту понял, что...что просто сделает все для нее. Что бы сейчас ни вышло. Как бы они ни расстались. Он сделает все, чтобы она была счастлива. Такая, как есть. И ведь заслуживает лучшего. Куда лучшего, чем он. И понял, что...отпустит, если потребуется. И поймет.
И расскажет. Хотя бы ля того, чтобы позволить ей беспрепятственно уйти, если она захочет.
– Прости меня.
– Мне страшно, - она обхватила его за шею, стискивая почти до невозможности дышать.
– Я боюсь одна. Я...прости меня, - когда Артем открыл рот, чтобы прервать поток слов, Ната закрыла ему рот.
– Я...я не говорила ничего, потому что...мне страшно было. Я не хотела, чтобы ты думал, что я...стыжусь или боюсь. Я...
– Иди сюда, - Артем подхватил ее на руки как маленькую девочку и понес на кровать. Скинул покрывало и бережно уложил девушку, сняв перед этим мокрую одежду и достав теплую пижаму. Прилег рядом, привлекая ее к себе и вдыхая уже привычный и полюбившийся запах.
– Успокаивайся. Воды дать?
– Хватит воды, - всхлипнула Куцова и обхватила его руками и ногами.
– Не ходи никуда.
Они долго лежали в тишине, И Артем думал, что Ната забылась тяжелым сном, но она не спала. Только он попытался шевельнуться, как ее руки сжались на шее, удерживая и не отпуская. Куцова сразу же вскинулась и приподняла встрепанную голову.
– Куда ты?
Артем успокаивающе погладил ее по спине, удовлетворенно замечая, что она больше так не дрожит. Уже лучше
– Я здесь, спи.
– Я не хочу.
– Что здесь было?
– решил спросить напрямую Христенко об ее истерике.
– Давай поиграем, - неожиданно предложила Куцова, ловко уходя от ответа.
– Во что?
– В "камень-ножницы-бумага".
Артем аж высвободился, оторвав от себя ее руки, и изумленно воззрился на невозмутимую Наташу.
– Ты издеваешься.
Она спокойно покачала головой.
– Нет. Не издеваюсь. Мы так с Лёной в детстве играли. Мы...иногда было страшно рассказывать что-то, и мы играли. Кто проигрывал, тот начинал слушать историю другого.
– Слушать?
– Слушать, - подтвердила Наташа.
– Мы так придумали.
Артем успокоился и прилег рядом.
– Я никогда не проигрываю.
– А я не сдаюсь.
– Хм...ну давай попробуем.
– Ты выиграл, Тём, - подала
– У тебя камень.
И в первый раз в жизни он не радовался выигрышу, извлекая из своей памяти самые страшные воспоминания.
20
Артем тяжко вздохнул, высвободился из Наташиных рук и направился к бару.
– Ты есть будешь?
– Нет.
– А пить?
Ната недовольно нахмурилась, но виду решила не подавать. Обоим сейчас непросто. Она до сих пор не могла понять, как один из худших ее кошмаров оказался в ее же доме? Сначала, когда первое оцепенение прошло, Ната даже подумала, что Сафронов явился именно к ней. Забавно, неправдоподобно, но мозг в первые мгновения выдавал разные мысли и догадки - но все они сопровождались ужасом.
Целый год она просыпалась от кошмаров, испуганно вскакивая и чуть ли не падая с кровати. Даже Алену пару раз будила. Целый год она, не в силах с собой бороться и контролировать, вглядывалась в лица всех приближающихся мужчин, потому что почти в каждом видела какое-то отражение, некую черту, имевшуюся и у Сафронова. Целый год она вздрагивала от любого громкого звука и неожиданного прикосновения, например, если к ней подходили со спины и дотрагивались до плеча. И ничего не могла с собой поделать.
Только врожденное жизнелюбие и выработанное с годами упрямство помогло ей когда-то стать самой собой, стать прежней. Назло своим ощущениям и желаниям Наташа пыталась жить "нормальной" жизнью, такой же, как и у остальных девушек ее возраста. Она заново училась улыбаться людям, получать удовольствия и доверять, хотя с последним иногда выходили осечки. А она ведь почти поверила Христенко...во всяком случае, сильнее, чем кому бы то ни было до него. И все-таки, несмотря на увиденное, до сих пор надеялась на что-то и продолжала верить. Хотеть верить.
Но Ната ничего хорошего от рассказа Христенко не ждала. Судя по всему, Артем и Сафронов достаточно хорошо друг друга знают и в какой-то степени доверяют друг другу, раз Христенко впустил его в свой дом, а Сафронов решился прийти. Значит, их что-то связывало и объединяло. И вряд ли что-то хорошее, доброе, светлое.
В конце концов, что она знает об Артеме? Ничего, кроме того, что он сам ей о себе рассказал. А что рассказал? А вот дальше идет большой и жирный прочерк. Ната знала только, что Артем какое-то время учился и жил заграницей, по крайней мере, именно так рассказывала Алена. Она знала про его фирму, но знала только то, что поведал сам Христенко. А как он ее открыл? Ведь для этого нужны были немалые деньги. Раньше Ната думала, что Артему помогал его отец, дядя Олег, но если вспомнить увиденное сегодня, получалось, что Христенко-старший не знал или не вмешивался в дела сына. Тогда откуда у Артема такие средства?