Любовь уходит в полночь
Шрифт:
Ах! Лети оно все в пропасть… вся эта осторожность и осмотрительность! Даже если он что-то и заметит, махнула про себя рукой Ксения, он с этим ничего не поделает. А она уже будет не здесь, не в этом дворце, не среди этих картин и фарфора, и ей будет все безразлично. Пусть Джоанна сидит в этих креслах, опирается на эти подушки, морщится от комплиментов среди всей этой немыслимой расписной роскоши. А она, Ксения, будет сейчас только и исключительно самой собой! И если ей приятно выслушивать комплименты от короля — она будет ему улыбаться! Она не стала подавлять в себе всплеск теплых чувств к королю — и они отразились в ее улыбке. Пусть так и будет, сказала она себе.
Ей как будто нашептывал эти крамольные мысли кто-то невидимый.
И вслед за ними пришла еще одна мысль: если она хочет помочь королю, то помогать ему должна именно Ксения-Золушка!..
— Покажите мне, какие еще изменения произошли во дворце! — попросила она. — Говоря откровенно, катастрофа на поезде, кажется, так сильно повлияла на мою память, что я не могу точно вспомнить, как все выглядело, когда я была здесь в последний раз.
— А что еще вам трудно припомнить? — все еще улыбаясь, спросил король.
— Да почти все! Граф Гаспар говорил мне, что после контузии он потерял память на две недели. Со мной, скорее всего, произошло то же самое; и скорее всего, через пару недель я приду в себя, но пока… пока мне нужен в буквальном смысле слова… поводырь!
— Отлично! — уже без улыбки ответил король. — Я готов! Видите ли, по причине ли катастрофы, или еще по какой-то другой, но такая, какая сейчас, вы мне безумно нравитесь. Если угодно — очень нравитесь. — Слова он сопроводил почтительным наклоном головы. Взгляд его был серьезен.
— Я буду вам очень признательна! — Ксения чуть отвернулась, чтобы не показать волнения, какое охватило ее при этих его словах. — Видите ли, я не могу вспомнить расположения комнат, не помню, с кем я знакома, а с кем нет, и мне бы совсем не хотелось, чтобы кто-то при дворе подумал, что я пренебрегла им, забыла о нем.
— Вам действительно важно, что о вас будут думать и что будут чувствовать по отношению к вам? — спросил король недоверчиво.
— Разумеется, — кивнула Ксения. — Мне не хотелось бы остаться в чьей-то памяти злой или холодной, равнодушной, невнимательной…
Ей очень хотелось добавить, что и король не должен бы выглядеть перед своим народом равнодушным к нему, особенно когда люди вышли его поприветствовать. И уж никак он не должен иметь при этом скучающий вид.
К ее удивлению, он угадал ее мысли:
— Уж не читаете ли вы мне проповедь? Если да, этого я никак не ожидал от вас.
— Прошу покорно меня извинить, но я не пыталась читать вам проповедь! Хотя была не так далека от этой мысли. Только я не назвала бы это проповедью… — быстро проговорила Ксения, слегка испугавшись — не лишку ли она хватила, «вербуя» монарха в поводыри да в придачу предписывая ему правила поведения.
— То-то у меня чувство, будто с ложкой варенья я проглотил пилюлю!
Ксения рассмеялась и легонько направила его в дивану. Они сели. Ксения разгладила складки платья, а король устремил взгляд на ее туфельку, которая выглянула у нее из-под края подола. Туфелька была в цвет платья, бледно-желтая, атласная.
— Именно так мне всегда и давали лекарство — в ложке варенья или меда.
— Мне тоже, — весело признался король, устраиваясь поудобнее. — Вот почему я испытываю опасения, что ваши предложения будут несладкими!
А он гораздо чувствительнее, чем она думала! Будет ошибкой пытаться манипулировать им открыто.
— Премьер-министр нас уже ожидает? — деловито спросила она, сделав движение встать с дивана.
— Думаю, да, — небрежно ответил король, оставаясь сидеть. — Но не надо спешить. Пускай подождет!
— Разве это не… не унизительно для него?
— Любое унижение, какому я подвергаю Калолия, им многократно заслужено, — неожиданно злобно и медленно, будто он наслаждался тем отвращением, которое вкладывал в каждое слово, проговорил король, не меняя удобной позы. — Он подрывает мой авторитет, узурпирует мою власть и, если я не помешаю, когда-нибудь усядется и на мой трон.
Король произнес это так, что Ксения взглянула на него с невольной опаской. Странно ей было слышать эти слова! Но сердцем она была на его стороне.
— Если ваше отношение к нему таково, почему же вы от него не избавитесь? — Она встала и сделала несколько быстрых шагов по комнате. На ходу ей всегда лучше думалось, а сейчас они затронули такую тему… Король молча следил за ней, как за движущейся мишенью. И сделал выстрел:
— Избавлюсь — и спровоцирую конституционный кризис? — Она остановила хождение. Он усмехнулся. — Речь не о том, кто выиграет битву. Калолий уже победил. Король этой страны — он, не я!
И тут для Ксении многое прояснилось, пришли ответы на многие «почему?». Почему на улицах толпился недовольный народ, почему у короля был такой неприступный вид при их встрече?..
— Я слышала, в столице у вас… беспорядки? — осторожно ступила она на минное поле лютенийских проблем.
— Беспорядки? Ну да, разумеется! Еще какие! А как им не быть? — нарочито бодро ответил король.
— И вы ничего с этим поделать не можете?
— А вот об этом спроси у Калолия! — резко ответил король. — Бразды правления — у него. Когда дела идут хорошо, слава достается ему, а когда плохо, все шишки валятся на меня.
Его голос звучал отчаянно и вместе с тем доверительно:
— Только зачем тебе все это слушать, копаться в этом? Иди и выслушай то, что собирается сказать тебе наш премьер-министр, тогда и узнаешь, какой ложкой ты будешь расхлебывать ту кашу, что он заварил. И сколько в ней обнаружишь пилюль.
Ксения едва сдержала порыв сесть рядом и успокаивающе погладить короля по плечу, но вовремя остановила себя, просто взглянула на него с удивлением, а он встал с дивана, подошел к двери и распахнул ее. Она шагнула вперед, в отворенный проем. Король вышел следом.