Любовь уходит в полночь
Шрифт:
— Две недели! Мой срок — через две недели! — строптиво дернула она головой. Это было похоже на то, как на рынке покупатель выторговывает у продавца свою цену. Но Ксения этого не заметила и повторила: — Мой срок — через две недели и ни днем раньше! — Она растерянно оглядела присутствующих в поисках их поддержки. Но все сидели съежившись, присмирев, пряча глаза. Король сохранял вид нейтральный. — Мне кажется… — снова заговорила она, — мне кажется, лишняя неделя не сыграет никакой роли!
— Вы ошибаетесь, ваше высочество. Счет идет на часы. — Ксения едва сдержала улыбку: не напрасно
Премьер-министр произнес эти слова патетически и в то же время зловеще, и похоже было, он испытывал наслаждение, говоря о том, что трон будет в два счета низвергнут. Да он ее шантажирует! Ксения снова обернулась к королю за поддержкой. Но тот сидел все с тем же отсутствующим видом — даже вызывающе отсутствующим, демонстративно не намереваясь как-либо участвовать в обсуждении столь важного в своей жизни события, как сочетание браком. Браки совершаются на Небесах? Ничего подобного. Его, короля Лютении Иствана, брак совершался — вынашивался, обосновывался идейно — здесь, под назойливое позвякивание золотой часовой цепочки. И эта цепочка будто сковывала его по рукам и ногам.
— Вы действительно уверены, что, если наша… с-свадьба… — Ксения прокашлялась и вздохнула, — не состоится… на следующей неделе, это может стоить его величеству трона?
Трудно было произнести это спокойно, но ей почти удалось.
— Вне всякого сомнения, ваше высочество, — ответил премьер-министр, пуская в ход все модуляции своего богатого бархатными обертонами голоса. — Свадьба должна с необходимостью состояться в следующий вторник, как я уже распорядился. Какой смысл дожидаться еще неделю? Испытывать судьбу?
— Но мой… отец и моя… мать… Они же не смогут присутствовать на моей свадьбе! Как же так… Это событие… — начала было Ксения, но тут же примолкла под тяжелым взглядом премьер-министра.
— Да, это и в самом деле печально, — кротко согласился Калолий. — И в то же время, я уверен, его королевское величество оценит давление ситуации этих дней, когда узнает, что здесь происходило, — с гражданским пафосом закончил он фразу.
— Если даже свадьба… объявлена, церемонию нельзя проводить еще… четырнадцать дней, — на всякий случай снова уперлась Ксения, все более теряя уверенность, что победит.
Премьер-министр сделал нетерпеливый жест рукой.
— Я все объяснил, ваше высочество! Препятствий нет. Вы здесь, в Мольнаре. Все улажено, и его величество согласился на мой план — еще до того, как мы послали за вашим королевским высочеством в Англию…
Ксения бросила быстрый взгляд на короля. Отчего-то ей очень хотелось видеть его лицо.
— Я согласился, потому что вы приставили к моей голове пистолет! — холодно отчеканил король. — Фигурально, разумеется, фигурально! — Лицо его было непроницаемо. «А ведь такой и настоящим пистолетом пригрозит — не моргнет глазом», — подумала мельком Ксения.
— А если согласие получено, к чему спорить о каких-то там нескольких днях? — отечески примирительно проворковал сановник, наслаждаясь фактурой своего голоса и собой, непобедимым, убедительным, властным.
Ксения металась в поисках веской причины, почему следует отдалить свадьбу, — но не находила.
Все выжидающе молчали.
— Что ж, очень хорошо. Договорились, — подвел итог дискуссии премьер-министр, похлопывая одной толстой ладонью по краю стола, другой поглаживая брелок от часов. — О свадьбе объявят тотчас же, объявление будет в газетах завтрашним утром.
Он помолчал, оглядев лица присутствующих. Никто не проронил ни слова. И он продолжил — деловито, напористо, как бы на полном ходу:
— Завтра утром, ваше высочество и ваше величество, у вас встреча с прессой. Журналисты будут на приеме, который дает парламент, а затем они могут быть приняты во дворце, мэм, и позднее, возможно, захотят узнать более частные подробности о вас и, несомненно, о вашем приданом.
В голос премьер-министра, столь профессионально обошедшего все возможные рифы, просочилась язвительность, которая Ксении не понравилась.
Собственно, этот человек производил на нее откровенно отталкивающее впечатление. Его метод, каким он властвует, — принуждение. Открытая демонстрация своего безусловного превосходства — и принуждение. Что-то есть в нем такое, что люди и в самом деле начинают поступать против собственной воли — так, как того хочет он, упивающийся своим могуществом и авторитетом.
Король поднялся. Было видно, что в его душе — целя буря чувств, но он вынужден держать ее на замке, дабы сохранить внешнюю благопристойность, а иначе бы он бросился в рукопашный бой, который было бы лучше назвать в этом случае мордобоем, если бы речь не шла о дворце монарха и приближенных к нему персонах.
— Итак, Калолий, — сдержанно проговорил король тоном возобладавшего в споре, — мы ждем инструкций, каковые, разумеется, необходимо будет соблюсти в точности и исполнить неукоснительно.
Это прозвучало с издевкой — издевкой смертника над палачом. Калолий решил великодушно этого не заметить. Или просто устал. Или не считал нужным душевно тратиться на реакцию мелкого грызуна, которому придавили капканом хвост…
— Вы так обходительны, ваше величество! — елейно прошелестел губами премьер-министр, прижав ладонью живот на месте брелока.
Казалось, накопившееся в помещении напряжение вибрировало в воздухе, лишая его кислорода и проникая под кожу. Чтобы разрядить обстановку, Ксения протянула руку министру иностранных дел.
— Было так любезно с вашей стороны встретить меня у границы, мистер Дудич!
— Я сделал это с большим удовольствием, — с готовностью ответил тот, тоже тяготясь ситуацией, которая нешуточно накалилась: еще один-два пассажа в диалоге короля и его премьер-министра — и первому маячило аутодафе в целях сохранения репутации. — Позвольте выразить сожаление по поводу того, что эрцгерцог и эрцгерцогиня не смогут присутствовать на вашей свадьбе. Как я понял, они в России сейчас, по приглашению его императорского величества Александра Третьего? Там сейчас интересно, в России… Вся Европа сейчас следит за Россией…