Любовь уходит в полночь
Шрифт:
— То, что ты узнала об этой женщине, вторглось в наши отношения в первую же нашу взрослую встречу не лучшим образом, даже учитывая, что нас принудили к этому браку.
— Можно… забыть об этом… хотя бы… сегодня? — просительно пискнула Ксения, стиснутая его руками.
— Мы забудем об этом навсегда! — клятвенно заверил голый король голую королеву. — Ты принадлежишь только мне, а я только тебе. Правда, мне все еще слабо верится, что ты ни с кем не заводила интрижек, учитывая твою внешность, хотя мои губы и говорят мне, что это правда,
— Придется поверить… Я не знала, что поцелуй может вызвать такой… прямо обморок! Или…
Она замолчала.
— Или? — подсказал голый король. И она прошептала:
— Или что соединение земных тел может быть таким… божественным!
— Да, это так. Потому что мы любим друг друга. Я обещаю тебе, моя единственная: в нашей жизни никогда не будет кого-то еще.
Он стал искать ее губы…
— Но я буду тебя ревновать! Пусть это глупо и недостойно, но я не смогу остаться спокойным, если ты с интересом посмотришь на кого-то еще. Ты слишком красива, чтобы на тебя не обращали внимания, так что держись! Я наготове — если придется, отобью любую атаку!
Ксения против воли вспомнила, как он и Калолий сцепились в схватке — и какое при этом было лицо у Иствана. Морда животного, самца, защищающего свою самку. Но она не собиралась говорить это Иствану. Сейчас, во всяком случае. Сейчас она хотела сказать ему, что ей никогда не будет нужен другой мужчина, если уже есть он, Истван, и она принадлежит ему всем своим существом. Но его губы становились все настойчивее, в них было все больше страсти, и его руки опять властно обхватили ее, так что сознание ее снова блаженно померкло, и впереди замаячили только прекрасные облака, за которыми нет преград и запретов.
Огненные волны побежали по ее жилам, дыхание участилось.
Все, что она могла сказать, не словами, но разумом, телом, душой, было:
— Я люблю тебя! Я… люблю тебя! Я… люблю… тебя…
Ксения проснулась и обнаружила, что сквозь занавески уже вовсю пробивается солнце. Открыв глаза, она тут же зажмурила их — таким нестерпимо ярким был свет, льющийся в узкую щель между портьерами. «Я замужем!» — было первое, о чем она подумала, вынырнув из глубокого сна-забытья.
Она лениво, как морской котик на лежбище, повернулась к Иствану — но на его месте никого не было. На кровати она лежала одна. Чувство, которое ее охватило, было соединением нескольких: разочарования, растерянности, тревоги, отчаяния…
Но вдруг она услышала, как тихо притворилась дверь в смежную с их спальней комнату. Она быстро села, подтянув коленки к груди и обхватив их руками. Распущенные волосы накрыли ее золотым шатром…
Это был Истван — уже безупречно одетый и готовый к тому, чтобы выйти на публику, со свежим лицом, бодрый, в хорошем расположении духа. Он энергично подошел к окну и распахнул занавески. В комнату напористо ворвался солнечный свет. Истван обернулся и посмотрел на жену, окидывая взглядом ее всю — от кончиков пальцев ног до рыжей макушки.
— Ты проснулась, моя несравненная? — Он улыбался — и весь его облик свидетельствовал, что он счастлив, всю ночь провел на пике блаженства, успел отдохнуть и готов к продолжению прекраснейшего из сафари — по любовной саванне.
— Я… я проснулась — а тебя нет… Я… я подумала, что… больше тебя не увижу! — Она еще не успела прийти в себя от потрясения и придумать что-то более вразумительное, чтобы это не показалось мужу абсурдом. И готовое вырваться из ее горла рыдание — вырвалось и не показалось Иствану абсурдом: он очень обрадовался такой острой любви к нему.
Приближаясь к кровати, он любовался женщиной, которая стала его женой, королевой. Она и утром была прекрасна, его драгоценная! Лицо сохраняло белизну кожи, глаза были ясными, прозрачными, чистыми, а ее рассыпавшиеся по плечам и спине волосы напомнили ему граций и муз с картин Боттичелли.
На мгновение он даже замер, желая продлить этот миг наслаждения от созерцания принадлежащей ему теперь красоты.
— Это и вправду ты, милая? Ты — моя? А может быть, ты все-таки нимфа и вот-вот ускользнешь к себе в лес или в морские воды, а я останусь в глухом одиночестве?
И Ксению в очередной раз укололо неотвратимое знание того, что это и в самом деле случится. Она оставит его, уедет в другую страну, и ей останется лишь вспоминать это мелькнувшее счастье — в глухом одиночестве. Возможно, их общий настрой на одну волну сообщил ему эти мысли.
— Что мы… будем сегодня делать? — чтобы отвлечься, спросила она.
— Я хотел бы ответить, что возвращаюсь к моей любимой в постель, чтобы заняться с ней изучением тайн любви. Уверяю, что больше всего я хочу именно этого.
Он сел на кровати напротив нее и, говоря это, протянул руку, чтобы погладить ее по волосам.
— А в действительности… что мы будем делать?
В ее голосе прозвучала настойчивость — ей и в самом деле нужно было знать это.
— Я собираю, хоть и против желания, Тайный совет этим утром, — со вздохом ответил король. — Но потом, кто бы что ни сказал мне, мы отправимся в свадебное путешествие.
— И куда мы поедем? — оживилась Ксения.
— Это пока секрет. У меня для тебя сюрприз. Но если ты все узнаешь раньше времени, сюрприза уже не будет.
Она радостно ойкнула и заерзала на постели.
— Ой, я люблю сюрпризы… если они… приятные.
— Этот будет приятным, — Истван выделил голосом последнее слово, — но мне приходят в голову и другие определения, какими можно было бы описать пребывание наедине с тобой без всяких торжественных церемоний и, уж конечно, без докучливых чопорных фрейлин.
— Все, чего я… хочу…. это быть с тобой, чтобы ты и я, мы одни… — прошептала Ксения, зажмуривая глаза и вытягиваясь на простыне всем своим гибким телом.