Любовь в прямом эфире
Шрифт:
— Слишком крепкий? — вскинула брови Клавдия Михайловна.
— То, что надо, — замотала головой Надя.
— Я думаю, — самодовольно усмехнулась хозяйка. — Представляешь, вчера в магазине читаю на упаковке: императорский помол. — Она фыркнула. — Это о каком императоре речь? Кто его видел в последний раз из ныне живущих? Кто знает, какого помола кофе он пил?
Она передернула плечами. Блузка цвета слоновой кости с воротником, украшенным макраме, встрепенулась, божья коровка, не замеченная до сих пор, взмахнула крылышками и слетела
«Впрочем, — подумала Надя, — божья коровка пролетела спокойно, и в этом тоже можно увидеть знак. И успокоиться. Например, насчет того, не утомила ли она двоюродную тетку своим присутствием. Но Клавдия Михайловна никому не разрешает садиться себе на шею, даже божьей коровке, поэтому, если она согласилась ее принять, то можно не волноваться — она сама так решила. Клавдия Михайловна никогда не делает того, чего не хочет».
«А значит, — подумала Надя, — если она приняла меня к себе в дом, то пора кончать волноваться насчет того, что я ее стесняю».
Надя добавила в кофе сливки, собранные с настоящего коровьего молока, и отпила еще глоток.
— Вот такой, я думаю, должен быть императорский помол, — похвалила Надя.
— Тогда я императрица, — засмеялась тетка. — Правда, кофе хорошо сварился. — Итак, сегодня тебе предстоит отрабатывать контракт, верно? — Клавдия Михайловна сощурилась.
— Да, — Надя кивнула, светлые волосы, наспех расчесанные после душа, упали на лицо. Напившись кофе, она собиралась заняться собой как следует. — Да, — повторила она, — я получу полный расчет, как только погаснут лампы в студии. По крайне мере, так сказал Саша.
— Разумеется, — кивнула Клавдия Михайловна. — Я думаю, это будет достаточно солидная сумма. Если судить по авансу… — Клавдия Михайловна подмигнула племяннице. — Все это впечатляет…
— Но я не знаю, произойдет ли это на самом деле сегодня… — Надя неожиданно для себя покраснела. Ей показалось, что в голосе тетки она услышала намек. Особенный. Не на деньги.
— Советую не тянуть кота за хвост, — сказала Клавдия Михайловна, — и поскорее расписаться… — Она на секунду умолкла, а Надя почувствовала, как у нее замерло сердце. О чем это она? — В ведомости, — добавила тетка, словно расслышала вопрос.
— Хорошо, — вскочила Надя со стула, уже на ногах допивая кофе. — Мне пора. Спасибо, Клавдия Михайловна.
Она вбежала к себе в комнату и принялась торопливо одеваться. Надя собиралась «на ощупь», как сама называла эту сумасшедшую манеру. Такое с ней случалось, и она себя не удерживала, не останавливала. Она доверяла себе. Не думая о том, что делает, натягивала желтые брюки и рубашку в зеленовато-серую клетку. А зачем думать? Это ее самый «светский» наряд.
Но не могли же ее мозги выключиться насовсем. И они работали,
…Такое же утро, как сегодня, только в самом начале лета. Она собирается — в который раз! — ехать на поиски работы. Она нашла объявление о том, что на кирпичном заводе в Голицыне есть место инженера-электрика. Это ее профессия. Но, уже одевшись и последний раз взглянув на себя в зеркало, Надя знала точно: ее не возьмут. Так что же, спрашивала она себя, опустив руки и не мигая уставившись самой себе в глаза. Не ехать? Зачем зря тратить время и мучить себя, выслушивая очередной отказ? Сколько отказов она уже услышала с тех пор, как приехала к Клавдии Михайловне? Не сосчитать.
Поначалу отказы ее потрясали, Надя не могла оправиться несколько дней после каждого. Особенно убивали фразы вроде этой: «По одежке протягивай ножки». Или — насмешливое, с издевкой: «Мал золотник, да не дорог». Потом Надя привыкла и, выйдя за дверь очередного кабинета, напрочь забывала о неудачном визите. Она теперь хорошо знала еще одно: обещание «Мы вам позвоним» — тоже вежливая форма отказа.
Бывали дни, полные отчаяния, когда Надя спрашивала себя, правильно ли она вообще сделала, уехав из Копчагая? Наверняка там что-то когда-то наладилось бы.
Но когда? Завод, на который она попала после института, стоял больше, чем работал. Может быть, если бы не крушение личной жизни, все сложилось бы иначе. Но легко сказать — если бы… Поэтому Наде Фоминой ничего не оставалось делать, как собрать вещи, подхватить сына Николку и уехать из Казахстана.
Сперва она отправилась к родителям, они до сих пор жили в селе за Уралом. Они обрадовались, что внук останется у них на все лето.
— Надя, — говорила ей мать, — мы с радостью примем его и на всю зиму. Пускай учится в той школе, где ты училась, — предлагала она.
Но Надя отказывалась.
— Как только я устроюсь, сразу заберу Николку к себе. Я устроюсь, мама, не волнуйся, — говорила Надя, глядя в глаза матери, полные сомнения.
— Я звонила Клавдии, — вспоминала мать, — она будет тебе рада. Ей наскучило жить одной в своих Часцах.
— Хорошо, я ею повеселю, — пообещала Надя. — Я ее развлеку и взбодрю.
— И все-таки какие же вы, дети, другие, — вздохнула мать. — Не такие, как мы…
— Мы, мама, более раскованные и лояльные, — сказала Надя, обнимая мать за плечи.
— Да уж. Куда как раскованные, — мать улыбнулась и погладила Надю по голове. — Может, ты и права. Ты другая. Это точно. Твоя сестра на тринадцать лет старше, но о ней этого не скажешь.
— Господи! — воскликнула Надя. — Сколько еще она будет с ним?
— Кто знает, — покачала головой мать. — Я сто раз говорила ей, что она так и проживет свою жизнь второй женой собственного мужа, но разве она слушает? Говорит, не могу его бросить, пропадет без меня.