Любовь вне правил
Шрифт:
Да! Тот самый день, когда он предложил ей запустить воздушного змея с сиденья своего мопеда. Тот незабываемый момент, столь удачно захваченный рамкой видоискателя фотообъектива, как они тогда думали, "поломанной" зеркалки Эллис. Может поэтому они и не стеснялись так театрально позировать, использовав железного коня Рика в качестве третьего участника их милой экзотической экспозиции: Джонна сидит со змеем в руках на чёрном кожаном сиденье, Рик, чуть выпятив цыплячью грудь и выставив правую ногу в потертом кроссовке на какой-то приступок, облокотился изгибом правого локтя о развернутый руль мопеда и с надменной ухмылочкой смотрит в объектив старой камеры.
Не удивительно, что она сразу же поставила её в самую красивую фоторамку и только на видное место.
И она так и не узнает, получил ли Рик дубликат
Она будет подпитывать эти не самые приятные часы лучшими воспоминаниями из их общего прошлого, перебирать в памяти подобно неотснятым фотокадрам и особенно их последнюю, безумно восхитительную встречу в его комнате. Его клятвенные обещания, головокружительные объятия самых нежных, невообразимо родных и тёплых в мире рук с убаюкивающим тембром бархатного баритона. Они не могли солгать, этот голос не мог обмануть. Она даже не заметила, как умудрилась тогда заснуть, и когда именно Рик отнес её к ним домой, что сказал её родителям и почему её никто потом не ругал, особенно за её первое и столь незабываемое знакомство с выпивкой.
Первые полгода, первые рождественские праздники без Рика. Он так за всё это время и не приехал, как и не появился позднее на весенних каникулах. А чуть позже весь Каслфорт буквально встал на уши и загудел, подобно растревоженному пчелиному улью, сраженный наповал ошеломительной новостью мирового масштаба. Их Рик, чёртов шалопай, неугомонный хулиган и вечный задира Рикки Бауман подписал контракт со спортивным мотоклубом Honda в Карлбридже и официально был зачислен в младшую группу участников крупнейших в Европе серий мотосостязаний класса Moto3. И он не просто принял участие, а именно выиграл первое место среди такого внушительного количества соперников с последующим переходом в более высшую лигу Moto2 и MotoGP.
Даже тогда она найдет ему веские оправдания, будет убеждать себя, что он попросту не может бросить учебу, совмещенную теперь с тяжёлыми тренировками на мототрассах, чтобы приехать на очередное Рождество в Каслфорт. Он очень и очень занят. И скорей всего теперь ждёт, когда она закончит школу. Поэтому ему так и не хватает времени абсолютно ни на что другое, как и отвечать на все её письма. Много, безумно много писем, бесконечный поток писем, которые она ему отсылала чуть ли не каждый день подряд в первые месяцы после его отъезда (на благо летние каникулы это позволяли). Но с началом нового учебного года пришлось умерить свои нездоровые пристрастия. Тем более она намеревалась оправдать все его ожидания – стать всемирно известным писателем, а для это недостаточно набивать руку лишь в одном эпистолярном жанре, если ты конечно не задумала написать роман в стиле почтовой переписки. И лучше потратить свои скудные сбережения не на конверты с марками, а заказать по каталогу на почте очередной настенный плакат или календарь.
Да, именно! Как раз, когда где-то через год, появились первые такие яркие, а, главное, большие фотоплакаты с Риком, позирующего перед камерами профессиональных фотохудожников в своём крутом комбинезоне рядом с не менее крутыми спортивными байками. Она облепила ими всю стену над своей кроватью в их общей с Тифани комнате, и как ни странно, ни мама, ни старшая сестра никогда её за них не осуждали (особенно за потраченные деньги) и не ругали. Может лишь изредка поджимали губы, сдержанно вздыхали и отводили взгляды в сторону. Только вот ей было всё равно! Она же никому и ничего не сказала. Ни про её разговор с Риком и ни о том, как теперь терпеливо его ждет. Да, все эти годы. Ждёт, пишет, не пропускает ни одной прямой трансляции и тем более повторов с мотогонок очередного спортивного сезона на крупнейших автодромах Европы. Бегает по выходным каждую неделю в городскую библиотеку, чтобы перелистать со
Ведь тут осталось уже совсем ничего, чуть больше года. Он приедет! Обязательно приедет за ней, как и обещал. И он повторяет данное обещание каждый вечер и каждое утро до того, как она заснет и после того, как проснётся, глядя ей в глаза со всех плакатов над её кроватью с самой захватывающей в мире улыбкой, с короткой или длинной стрижкой, с гладко выбритым лицом или со своей первой тёмной жиденькой бородкой. Он ей нравился в любом виде, даже с этой куцей щетиной. Ведь это же был Рик! Её Рик! Любимый и единственный во всём белом свете мужчина, которого она готова ждать целую вечность!
И она его ждала, самозабвенно, терпеливо, с замирающим в груди сердечком каждый раз, когда за окном во дворе раздавался рокот мотоцикла. Да она итак почти постоянно и всё время сидела на широком подоконнике единственного в их комнатке окошка и не слазила с него, пока была такая возможность – до школы, после школы, на выходных, праздниках и каникулах. Она даже научилась делать на коленках все письменные домашние задания, как и создавать черновые наброски будущих литературных рассказов и увлекательных историй в блокноте или специальной тетрадке. Хотя печатать на машинке Рика было самым захватывающим удовольствием за все последние годы, прожитые в Каслфорте без него. И даже после того, как у них в доме появился первый домашний компьютер, и Джо пришлось осваивать на клавиатуре последующие полгода технику слепого набора, она всегда находила время, чтобы отпечатать хотя бы с полстранички очередную увлекшую её фантазийную идею и вручную вписать недостающие буквы, которые постоянно не пропечатывались по бумаге. Это стало её особым ритуалом, самым любимым и бесценным. Она же не сидела без дела, верно? Ей ведь тоже нужно подготовиться, набить руку, написать свой первый бестселлер и наконец-то оправдать ожидания Рика. Так что совсем очень скоро и он будет ею гордиться, как им гордился почти весь Каслфорт. Как гордилась им Джоанн… Гордилась и ждала… Ждала… почти все три неполных года…
…Наверное, тот день стал для неё самым кошмарным днём за всю её недолгую, но достаточно яркую на пережитые эмоции и незабываемые события жизнь. Она не помнила, чтобы её когда-нибудь вообще настолько сильно и беспощадно вырывало из реальности, сминая здравый рассудок в беспорядочных ворох нескончаемого сумасшествия. Когда небо буквально падало вместе с потолком снова, снова и снова, каждый раз, когда она пыталась вдохнуть в полную грудь и сделать хоть что-то, чтобы эта боль наконец-то прекратилась. Чтобы перестала душить изнутри и снаружи, сдавливая рёбра, желудок и сердце невыносимыми тисками выворачивающей агонии. Казалось, избавиться от неё можно было только через истошный крик, потому что ни слёзы, ни надрывные рыдания с кратковременными истериками ни черта не помогали. Она не отпускала ни на миг, не разжимала своих жутких когтистых клешней и липких щупалец с сердечной мышцы, лёгких и трахеи, усиливая их смертельную хватку всякий раз, когда Джо тянулась вырваться из её беспрерывного ужаса.
Наивная малолетняя дура! Неужели, чтобы окончательно повзрослеть и по-настоящему, надо обязательно пережить все девять кругов ада при жизни? Ни с чем не сопоставимый, никем нигде и ни разу не описанный ни в одной из прочитанных книжек. Почему никто не додумался написать учебного пособия – самоучителя для умирающего от агонизирующей любви глупого подростка с чёткой инструкцией по выходу из данного безумия? И где был ты, грёбаный Рик Бауман, когда обманутая тобой семнадцатилетняя девчонка подыхала из-за тебя прямо под твоими плакатами? Когда заперлась в своей спальне через двор от твоего дома, напротив окон твоей брошенной три года назад комнаты? Той самой треклятой комнаты, в которой ты клятвенно божился вернуться за своей инфантой Иоанной, как только та закончит старшую школу и будет готова для взрослой жизни с тобой в большом городе. Три несчастные открыточки из Карлбриджа на праздники в ответ на миллион отосланных тебе писем и наивных детских рассказиков? Это всё, что она от тебя дождалась?