Любовник для Курочки Рябы
Шрифт:
Я вздрогнула. Потому что из-за кражи Маришей сотового телефона и зажигалки совершенно забыла про кипу белых листочков. Кати про них не упоминала, и я тоже как-то упустила их из вида. Но теперь, когда Мариша мне про них напомнила, я, конечно же, поняла, о чем идет речь.
— И что? — спросила я. — Какая в них ценность? Они же совершенно чистые.
— Да? — ехидно спросила Мариша. — Ты так думаешь?
Тогда тебе будет любопытно взглянуть на одну вещь.
С этими словами она устремилась к нашему многострадальному балкону и подняла одну из плиток, которыми был выложен
— Тайник? — удивилась я. — Откуда?
— Сама проковыряла, пока вы с Юлькой на берегу убийцу высматривали, — сказала Мариша.
После этого она достала из пакета один листок, положила его на стол и обратилась к нам:
— Что написать?
Мы с Юлькой пожали плечами.
— Ну, это без разницы, — сказала Мариша. — Смотрите.
И она размашисто вывела на верхней части листа: «Привет, Карл. Это Мариша. Как поживаешь?» Мы с недоумением смотрели то на Маришу, то на лист бумаги. Но внезапно Юлька воскликнула:
— Смотрите, она исчезает!
Я посмотрела и с удивлением убедилась, что надпись, сделанная Маришиной рукой, и в самом деле стремительно исчезает. Я успела увидеть только последнюю букву и вопросительный знак. А спустя мгновение и они исчезли. Вместо них остался девственно чистый лист бумаги. Мы внимательно изучили его с двух сторон, чуть ли не обнюхали. Но ни следа написанного Маришей не сохранилось на белой поверхности листа.
— А еще говорят: что написано пером, то не вырубишь топором! — восхищенно протянула Юлька. — Какая удивительная бумага! Всосала в себя надпись.
— Должно быть, бумага пропитана каким-то раствором, — догадалась я.
— А зачем такая бумага была нужна Густаву? — спросила Юлька.
— Вот это и я хотела бы знать, — сказала Мариша.
— — Слушайте, а вдруг там уже что-то написано? — предположила я. — Вдруг Густав изложил там что-то очень важное?
— Или только собирался это сделать, — сказала Мариша. — Но для нас это безразлично. Прочесть мы все равно не сможем.
— Из школьного курса истории я помню, что Ленин, когда находился то ли в тюрьме, то ли в ссылке, писал между строк молоком, — внезапно вспомнила я. — Молоко высыхало, и на бумаге становилось невидимым. А потом уже единомышленники будущего вождя, получая его письма, нагревали их над огнем. И написанные молоком строки отчетливо проступали.
— Это все, что ты запомнила из целого курса истории? — ехидно спросила у меня Мариша.
— По крайней мере по существу, — обиделась я.
— Предлагаешь нагреть этот листок? — спросила Мариша.
— Нагреть или, наоборот, заморозить, — сказала я.
Так мы и сделали. С нагреванием проблем не было. Мы достали зажигалку Густава и немного поводили листок над ее пламенем. Увы, эффекта не получилось. И мы отправились к морозильной камере. Мариша за то время, пока мы с Юлькой таскались по острову, и в самом деле успела немало. Она не только соорудила
Теперь Мариша отвлекала внимание этого повара, которого звали то ли Коля, то ли Толя, а мы с Юлькой, запихнув несколько листов в морозилку, с трепетом ждали результата исследования низкими температурами. Минут через десять мы решили что достаточно. И вытащили бумагу из морозилки. Она была покрыта тончайшим слоем инея, но ни единой строчки на ней не выступило.
— Придется подсушить ее на солнце, — сказала Мариша, когда мы показали ей результаты заморозки.
Мы так и сделали, вернувшись к себе в номер. Разложили листки бумаги на балконе, сами уселись в шезлонги и принялись ждать, когда они высохнут и их можно будет убрать обратно в тайник.
— А куда ушел Карл? — спросила я у Мариши примерно через полчаса.
— Совещаться со своими товарищами, — невозмутимо ответила Мариша.
— С какими еще товарищами?! — воскликнули мы с Юлей.
— Не знаю, — пожала плечами Мариша. — Он сказал только, что их двое.
— А о чем он пошел с ними совещаться? — спросила я.
— Стоит ему поддаваться на мой шантаж или нет, — ответила Мариша.
— Мне кажется, что он с тобой разведется, — помолчав, сказала я.
— Буду только рада, — буркнула Мариша и вдруг воскликнула:
— Смотрите!
Почему-то решив, что она увидела мужа за каким-нибудь нехорошим занятием, мы с Юлькой завертели головами, пытаясь найти в окрестностях фигуру Карла.
— Не туда смотрите! — возмутилась Мариша.
И она указала на листки бумаги, которые безмятежно сохли перед нами. На одном из них вверху стали проявляться какие-то штрихи и точки. Мы упали перед листком на колени.
— Не заслоняйте ему солнце! — тут же велела Мариша.
Мы послушно отодвинулись. И через несколько секунд стало ясно, что перед нами та самая строчка, написанная размашистым Маришиным почерком. Молча мы смотрели на нее, не зная, что сказать.
— Так, — наконец прервала молчание Мариша. — По крайней мере механизм ясен. Написанный на них текст проявляется, если дать листкам полежать на ярком солнечном свете.
— Но это значит, что листки чисты, — сказала я. — Густав не успел на них ничего написать, иначе мы бы уже смогли прочесть то, что на них написано.
— Да, — согласилась со мной Юлька.
— Но Карлу знать об этом не обязательно, — сказала Мариша. — Иначе нам из него не удастся выдавить ни капли информации.
Стоило ей это сказать, как в дверь постучали. Предыдущая ночь научила меня осторожности.
— Кто там? — спросила я.
— Карл, — последовал ответ.
— Не открывай! — вскочила со своего места Мариша.
Она схватила испорченный листок бумаги и все остальные, сложила их в пакет, пакет сунула под плитку, придвинула горшок с пальмой и только после этого скомандовала:
— Запускай!
Я открыла дверь, и Карл вошел.
— Что у вас тут происходит? — спросил он. — Чего вы меня столько времени за дверью продержали? Все заговоры плетете?
— Что ты, миленький, — ласково проворковала Мариша.