Любовники чертовой бабушки
Шрифт:
— Что же вы думали, я привязала себя к стулу сама, дала обет не развязываться и чесанула на карачках гулять по Европе?
И подумала: поразительно, как глупы эти французы. И еще бабуля моя утверждала, что любовники они непревзойденные. Впрочем, возможно, бабуля права, но как это может мне сейчас пригодиться?
Короче, в конце концов меня развязали. Я поднялась во весь свой немалый рост, явив при этом массу женских достоинств. Мои спасители только присвистнули: «О-ля-ля!»
Вот когда я поняла, что они не бросят меня в беде! Поняла и возмутилась:
— С чего вы взяли,
В ответ они выразили изумление: почему я не перегрызла веревку, а так над собой издевалась?
Действительно, почему?!
Я обычная дура, они же приняли меня за изощренную мазохистку. Мои зубы действительно дотягивались до этой проклятой веревки, так почему я не сообразила ее перегрызть? Остается тешить себя надеждой, что мой склад ума предназначен исключительно для каких-то масштабных деяний.
— В следующий раз обязательно перегрызу веревку, — успокоила я своих французских спасителей.
Глава 19
Сидя на заднем сиденье «Ситроена», сытая и без стула, я была близка к счастью. Франция уже снова казалась великолепной страной: какие люди! какие дома! какая природа!
Придя в себя, я поведала французам о черствости их соотечественников, а они рассказали, что в Европе множество модернистских течений. Девицей, ползущей со стулом на заднице по обочине дороги, во Франции никого уже не удивишь. Здесь видали покруче виды.
Из благодарности я придумала байку, что на меня напали такие вот модернисты. Об истине почему-то говорить не хотелось. Французы отнеслись к моему устному творчеству с огромным сомнением, но на дальнейшем развитии сюжета из деликатности не настаивали. Они любезно согласились подбросить меня до местечка, от которого до Парижа рукой подать. Чем ближе к Парижу мы подъезжали, тем мрачнее я становилась. Без документов, вещей и с жалкими евро, заработанными аттракционом со стулом, я нуждалась в помощи Тонкого. А Тонкого я потеряла. И он меня потерял.
Когда я подвела итоги своего путешествия, то решила, что лучше бы оставалась дома с русскими трупами, чем загибаться от голода с живыми французами. Возможно, я и сгущала краски, но в любом случае, согласитесь, оказаться на чужбине в одной мини-юбке, в которой нет даже карманов, ужасно — если ограничиться лишь приличными выражениями. Вы не подумайте, на мне еще блузка была, но и она не решала проблемы, поскольку выглядела я настоящей грязнулей. Ночное ползание по траве, разумеется, отразилось не только на коленях, локтях и подбородке, но и на одежде. Короче, я решила ехать в Орли на поиски сумки.
Да, забыла сказать: итоги я подводила уже на обочине автострады, куда высадили меня французские парни. Видимо, без стула я была значительно привлекательней: проезжающие мимо мужчины пытались скрасить мое одиночество. Как только я решилась ехать в Орли, немедленно откликнулась на призыв симпатичного француза на потрясной спортивной машине алого цвета. Откликнулась и тут же пожалела об этом. Молодой стиляга-француз воспользовался моей беспомощностью: я не могла нецензурно выругать его по-французски, и поэтому он лихо демонстрировал все возможности своего скоростного автомобиля. После этой поездки в Орли я искала уже не сумку, а туалет.
Впрочем, выйдя из туалета, я вспомнила и про сумку. Долго бродила по залам и внимательно изучала все вывески, соображая, куда обратиться по поводу багажа. Тут-то и нашел меня Тонкий. От радости я расцеловала его, а он по-прежнему был всем недоволен.
— Где ты болталась? — сердито спросил Тонкий.
— Будто не знаете, — с обидой ответила я. — Зачем вы за мной увязались, если меня хватают в заложники все кому не лень? Я думала, вы должны меня охранять.
Тонкий внимательно, сузив глаза, посмотрел на меня и рявкнул:
— Разберемся. Пойдем.
— А сумка? — разволновалась я.
— Сумка тебе не понадобится, — презрительно бросил Тонкий.
У меня снова возникла потребность посетить туалет.
Тонкий привез меня в трехэтажный дом, очень красивый, утопающий в зелени. Там, совсем как в шпионских фильмах, в плетеном шезлонге сидел мужчина в плавках и с бокалом в руке. Действие происходило у громадного бассейна: в неестественно голубой воде плавали экзотические рыбы. О прочих прибамбасах и рассказывать не хочу. От великолепия я не обалдела, но гордость моя (четырехкомнатная квартира в центре Питера) показалась убожеством. Да что там я со своей квартирой — даже высокопоставленный старик (друг бабули) со своей роскошной дачей выглядел нищим на фоне этого дворца с бассейном. А он все же, не хухры-мухры, крупной державы идеолог и все такое прочее. Кто же тогда этот, в плавках?
Пролетарская гордость меня спасла. Я всеми способами демонстрировала, что все эти буржуазные навороты меня не колбасят: скучны они мне до безобразия.
Мужчина с бокалом уставился на мои ноги, стертые в кровь, и лениво спросил по-английски:
— Как ты собираешься все это объяснять?
А Тонкий подкрался к нему и с подобострастием шепнул что-то на ухо.
— Вы о чем? — демонстрируя независимость, небрежно бросила я, мысленно опасаясь наделать от страха в штаны.
Тонкий, зараза, не пустил-таки меня в туалет.
Демонстрация моей независимости подействовала на мужчину в плавках странным образом: в нем проснулась галантность. Он указал жестом на стул и задумчиво произнес:
— Присаживайся пока.
Меня передернуло: стул был хуже расстрела. Я испуганно осведомилась:
— Можно, я лучше в кресло?
— Как хочешь, — удивился мужчина.
От его цепких глаз не скрылась моя реакция. Пришлось ему рассказать о ночном приключении.
Мужчина с бокалом, немало потешившись, мазнул взглядом по Тонкому и спросил:
— Где вы нашли эту дуру?
— Было сложно, но мы старались, — с ужасным акцентом прошелестел Тонкий.
На лужайке перед бассейном вдруг вырос Седовласый, читавший в самолете проспекты.
— Почему ты помешала совершить выстрел агенту? — спросил мужчина в плавках, кивая на Седовласого.
Пришлось поправку внести:
— Книга, не я.
Тонкий прикрикнул:
— Это неважно, отвечай на вопрос.
— У меня два ответа, — нехотя проворчала я.
— Давай оба, — усмехнулся мужчина в плавках.