Любовники
Шрифт:
– Укиелиты? Аззиты?
– Ай! Попы да полицаи, так их испокон веку называли. Впередник переименовал. По прозваниям ангелов. В видах государства и церкви. В талмуде выискал. Ясно?
– Нет.
– Потом объясню. Короче, на детектор рвутся одни фанаты. Остальная толпа идет по принуждению. Уриелиты на мой успех не рассчитывали, однако закон есть закон: заявление есть - не допустить нельзя. Да и скучно им, поразвлечься охота. На их манер, на живодерный.
Невеселые воспоминания.
– Подал заявление, и назавтра велят мне в 23. 00 по корабельному явиться в психушник между спецслужбой и санчастью. Я перед этим заскочил к себе в каюту и
– Не понимаю.
– А ты слушай. Главное схватишь. Этим "витаминчиком" предварительно пичкают там каждого. "Очищение" называется. На двое суток сажают под замок, жрать не дают, одни молитвы, электроплетка, и с голоду, да от этого "витаминчика" всякая дурь мерещится. Как будто ты хронопаломничество совершаешь.
– Не понимаю!
– "Не понимаю", "не понимаю"! Кончай ты эти свои "не понимаю"! Дуррология сплошная, времени нет объяснять. Я десять лет бился, чтобы все это по полочкам разложить. И вполовину не разложил. А спросить нельзя. Еще подумают, я усомнился. Но у меня-то в пузырьке совсем другой "витаминчик". Я его еще перед отлетом с Земли изготовил. Оттого-то так смело и попер на детектор. Оттого-то и не дрейфил до бессознания, как у них задумано. Хоть и обдрожался порядком. Уж поверь.
– Верю. Ты смелый. Ты поборол страх. От смущения в краску бросило. Впервые в жизни его похвалили.
– За месяц до отлета прочел я в одном журнале из тех, что мне читать положено, статеечку одного химика, как он синтезировал очередной препарат. Противовирусный. От марсианской лихорадки. А под статеечкой внизу примечаньице. Мелкими буковками по-еврейски. Стало быть, автор понимал, что за мину закладывает.
– Пфукуа?
– Ах, "пуркуа"? А пуртуа, что написал по-еврейски, чтобы поняли только те, кому следует. О таких вещах вслух не говорят. В том примечании пропечатано, что у пораженных лихорадкой этой самой на блюдался иммунитет к гипнотику. И что поэтому уриелитам прежде испытаний на детекторе следует убеждаться, что испытуемый не является носителем вируса.
– Мне не уследить за мыслью, - сказала она.
– Могу и помедленнее. Гипнотик еще называют "сывороткой правды". Я сразу понял, где собака зарыта. В статье-то напрямую говорилось, что марсианскую лихорадку у испытуемых вызывали искусственным путем. Каким именно, не указано было, но в других журналах я быстро сыскал, что за препарат ее вызывает и как с ним обращаются. И подумал: если натуральная лихорадка дает иммунитет к гипнотику, то не даст ли того же и искусственная? Сказано - сделано. Я приготовил дозу, ввел себе препарат, ввел гипнотик и проверил, смогу ли врать тестеру. И вышло, что смог, хоть накачался гипнотиком будь здоров!
– Какой же ты умница! Как отлично придумал!
– промурлыкала она.
И потрогала его бицепс. А он напряг руку. Чепуха, конечно, но так хотелось, чтобы его посчитали богатырем.
– Да чушь собачья!
– сказал он.
– Слепой и то разобрался бы. По правде сказать, не удивился бы, если бы того химика аззиты зацапали и дали указание срочно разработать новую "сыворотку правды". Может, так оно и было, но нас не коснулось. Поздно. Мы уже отбыли... В первые сутки обошлось без треволнений. Зарядили тест на двенадцать часов, сначала письменный, а потом устный. Сериализм. Дур-рова теория времени в развитии Сигмена. Не раз проходил. Пустяки, хоть и утомляет. На следующее утро встал пораньше,
Глянул вниз. Внизу был лес, застывший в лунном свете. Кое-где светлые квадратики или шестиугольнички - огни на хуторах. Впереди забрезжила холмистая гряда, за которой притаился город.
– Так и отвалялся я свои двое суток "очищения", - продолжил Хэл, безотчетно ускоряя речь по мере приближения к городу.
– Встал, оделся, церемониальную трапезу мне подали. Мед и акриды.
– Фу!
– А что? Кузнечики как кузнечики, особенно если с детства их жевать привык.
– Ой, кузнечики - это очень вкусно, - ответила она.
– Я их столько раз ела. Но с медом! Меня стошнило бы.
Он пожал плечами. И сказал:
– Внимание! Гашу свет. Ложись на пол. Плащ накинь, маску надень. Сойдешь за жучу.
Она послушно соскользнула с сиденья. Потянувшись к выключателю, он глянул вниз. Она наклонилась, расправляя плащ, и стала видна линия ее великолепной груди. Соски были алые, как губы. Отвернулся, но образ так и стоял перед глазами. И проняло до глубины души. Но не от застенчивости, это Хэл при всем том понял. Застенчивость на время куда-то делась.
Не ко времени было, но он продолжил:
– И явился иерарх. Сам сандальфон Макнефф. Со свитой: богословы, дуррологи, психонейропараллелисты, вмешателисты, подкорковисты, хроноэнтрописты, псевдотемпоралисты, космообсервисты. Посадили меня на стульчик в фокусе модулирующего магнитодетекторного поля. Вогнали дозу гипнотика. Выключили свет, помолились за меня и давай распевать главы из "Талмуда Запада" и "Пересмотренного Святого писания". Один элохимметр светится...
– Эуо-имметк? Что это?
– "Элохим" - по-еврейски "бог". А "метр" - ну, вот эти штучки, - указал он на панель управления.
– Только он здоровенный, круглый, стрелка с мою руку, на месте не стоит, туда-сюда мечется. И шкала еврейскими буквами размечена, считается, какой-то смысл за ними есть для тех, кто тест проводит. А все остальные - в этом деле полные тумаки. Но ведь я - то ШПАГ. У меня доступ есть ко всем книгам, в которых этот тест описан.
– И ты знал, как отвечать?
– Конечно. И все это ерунда, потому что гипнотик всю правду вытягивает... Но только не у тех, кто болен марсианской лихорадкой, без разницы, натуральной или искусственной.
Захохотал, но смех вышел лающий, невеселый.
– Под гипнотиком, Жанетта, вся грязь, все, в чем виноват делом или словом, вся ненависть к начальству, все сомнения в правдивости установлений Впередника - все поднимается из подсознания, как мыло со дна грязной ванны. Всплывает, скользкое, бессвязное, болтается с налипшей пакостью. А я сижу и на стрелку смотрю. Будто господу-богу в очи смотрю, Жанетта, ты можешь понять или не можешь?
– и вру. Не перебрал, ни в коем случае. Чистеньким и правоверным не прикидывался. Признавался в мелких грешках. Чтобы стрелка ходила возле нужных букв. Но по серьезным делам отвечал так, словно жизнь от этого зависит. Поскольку зависит. И свои мысленные предначертания выкладывал, которых не было, - насчет субъективного хронопаломничества.