Любой ценой
Шрифт:
Но желание улыбнутся растаяло, когда Хонор вспомнила, в чем они собирались «признаться», и глубоко вдохнула.
— Эмили, — начал Хэмиш, — нам с Хонор надо кое-что тебе рассказать. Хотелось бы надеяться, что это тебя не расстроит и не причинит боли, но ты в любом случае должна это узнать.
— Боже, как зловеще, — откликнулась с улыбкой та. Однако Эмили Александер до катастрофы была ведущей актрисой Звёздного Королевства. Выражение её лица могло обмануть кого угодно, но Хонор почувствовала в ней внезапный острый всплеск беспокойства, и поняла, что замотала головой — отчаянно — ещё даже не зная, что собирается сказать.
— Нет,
Эмили смотрела на неё еще две-три секунды, затем медленно кивнула. Не просто подтверждая заверения Хонор, но принимая их. Как бы она ни была сильна и уверена в себе, но не могла совершенно забыть то, что Хонор в физическом смысле была воплощением того, чем ей уже никогда не стать. Она никак не могла до конца подавить страх того, что излучаемая Хонор аура здоровья на самом деле сможет изменить чувства Хэмиша в отношении неё самой.
— Хонор права, — мягко сказал Хэмиш Эмили, подходя и усаживаясь на украшенную орнаментом каменную скамью возле её кресла жизнеобеспечения. Он потянулся к ней, взял её действующую руку обеими своими и поцеловал в запястье. — Странным образом, — продолжил он, глядя ей в глаза и поглаживая её щеку правой рукой, — ты стала центром жизни для нас обоих. Возможно, мы с ней слишком долго прожили на Грейсоне, но каким-то образом мы втроем стали единым целым, и ни Хонор, ни я не стали бы это менять, даже если бы могли.
Он мгновение помолчал. Эмили закрыла глаза и прижалась щекой к его руке.
— Но, — продолжил он, — мы с ней более чем обеспокоены тем, как ты можешь воспринять новости, которые у нас есть, любимая.
— В таком случае, — сказала она практически с прежней едкостью, — возможно вам обоим стоит перестать пытаться подготовить меня к этому и выложить всё напрямую.
— Ты права, — согласился он. — Если отбросить всё малосущественное, то с медицинскими данными Хонор случился сбой. Мы оба думали, что её контрацептивный имплантант действует. Но это не так.
Эмили уставилась на него. Затем её взгляд метнулся к Хонор, глаза широко раскрылись. Хонор медленно кивнула.
— Я беременна, Эмили, — тихо сказала она. — Мы с Хэмишем никак не думали, что это может случиться. К сожалению случилось. И поэтому мы — все трое, не только Хэмиш и я — должны решить, как мы собираемся поступить.
— Беременна? — повторила Эмили и внезапно поток её эмоций обрушился на Хонор подобно лавине. — Ты беременна!
— Да. — Хонор подошла к Эмили и села на корточки перед ней. Нимиц и Саманта мягко, умиротворяюще заурчали. Хонор хотела сказать что-то ещё, но остановилась, заставив себя выждать, пока Эмили справится с разбродом в своих чувствах.
— Боже мой, — сказала через мгновение Эмили. — Беременна, — она покачала головой. — Почему-то такой вариант мне в голову не приходил, — её голос дрогнул, а действующая рука сжала левую ладонь Хэмиша,
— Только несколько недель, — спокойно произнесла Хонор. — И я реципиент пролонга третьего поколения, так что беременность продлится почти одиннадцать месяцев. Точнее продлилась бы, если бы у меня была возможность выносить ребенка обычным образом.
— О, Боже. — Эмили выдернула руку у Хэмиша и потянулась к Хонор. — О, нет. — она помотала головой, глаза застлали слёзы. — Хонор, если с тобой что-нибудь случится сейчас!..
— Хотелось бы мне сказать, что ничего случится не может, — нежно сказала Хонор, взяв руку Эмили и прижав её к щеке. Неразбериха эмоций первоначальной реакции Эмили слилась в одну, преобладающую. Озабоченность. Не озабоченность последствиями беременности для неё, или даже для всех них троих, но озабоченность безопасностью Хонор, усиленную и подкреплённую фактом её беременности.
— Хотелось бы мне сказать, что ничего случится не может, — повторила Хонор, — но не могу, поскольку это не так. Множество людей еще пострадают или погибнут, прежде чем война завершиться, Эмили. И множество детей будут рождены людьми из-за страха того, что может случится с ними самими или их любимыми. И всё это накладывается на нашу с Хэмишем озабоченность тем, как ты воспримешь это.
Последняя фраза прозвучала вопросом и Эмили мотнула головой.
— Я не знаю как я это восприняла, — сказала она с искренностью отдавшейся в Хонор почти физической болью. — Хотелось бы мне сказать, что всё что я испытываю — это радость за тебя и за Хэмиша. Но я всего лишь человек, — её нижняя губа слегка вздрогнула. — Знание, что ты можешь дать Хэмишу интимную близость, на которую я не способна, само по себе временами причиняет достаточно боли, Хонор. Я не виню за это тебя; я не виню за это Хэмиша. Я даже больше не виню так уж сильно за это Бога. Но это причиняет мне боль и я бы солгала, сказав тебе, что это не так.
По щеке Хонор скатилась слеза, когда она ощутила решимость Эмили быть абсолютно откровенной, не только перед ней или Хэмишем, но перед самой собой. Возможно, быть впервые абсолютно откровенной перед самой собой.
— Вот смотрю я на тебя, Хонор, — сказала она; её зелёные глаза поблёскивали, — и вспоминаю. Вспоминаю, каково это было иметь пару здоровых ног. Стоять самостоятельно. Двигаться. Ощущать что-то — хоть что-нибудь — ниже уровня плеч. Самостоятельно дышать.
Эмили перевела взгляд вдаль и сделала глубокий, судорожный вдох.
— Хэмиш рассказывал тебе когда-нибудь, насколько серьёзны были мои травмы, Хонор? — спросила она.
— Мы говорили об этом… немного, — ответила Хонор со странным спокойствием, платя откровенностью за откровенность, и потянулась вытереть большим пальцем слезу со щеки Эмили. — Не в подробностях.
— В катастрофе мне раздробило не только позвоночник, — продолжила Эмили, по-прежнему глядя мимо Хонор. — Врачи исправили что смогли, но большую часть травм исцелить не представлялось возможным. Да и смысла в этом не было, поскольку я не чувствую ничего ниже уровня плеч, кроме правой руки — вообще ничего, Хонор — вот уже шестьдесят стандартных лет. Ничего.