Люциана. Трилогия
Шрифт:
— Возможно, это и так. Но я попытаюсь. — Милена туманно улыбнулась. — Увы, мне пора возвращаться. Я была рада повидать тебя, Вадим. Ты мне по-прежнему очень дорог, и мне тяжело наблюдать, как ты все больше впадаешь в тоску и уныние.
— Я недостаточно силен, чтобы смириться. В этом проблема. Мне ненавистна моя сущность. Я разбит на тысячи осколков, каждый из которых стонет от боли. Я больше не хочу жить, потому что не вижу в ней смысла.
— Ты должен набраться терпения. Придет день, и ты поймешь, что быть бессмертным не так и плохо. Ты обретешь власть и силу, когда вас станет много. Иногда ощущение собственной значимости замещает все остальное. Мы ведь с тобой Повелители. Ты поведешь свое
— Звучит, заманчиво, но я слабо верю в то, что однажды стану великим Властителем. Это тяжелое бремя, а я слишком устал от своих страданий.
— Эти страдания от одиночества. Выйди к людям, научись снова улыбаться.
— А что, если я потеряю контроль? Что, если не сдержу звериные инстинкты?
— Этого не произойдет, Вадим. — Милена мягко и уверено улыбнулась. — До встречи. Я скоро приеду к тебе.
Вадим ничего не ответил, отворачиваясь. Он не любил наблюдать, как ее фигура становится прозрачной и рассеивается, словно туманная дымка. Это лишний раз напоминает ему о том, кем они являются на самом деле и кем никогда не смогут стать. Он не был готов сделать с человеком то, что сотворили с ним. Вадим на себе проверил шкуру зверя. Ничего хорошего в этой тяжелой доле он так и не выявил. Вечная и нетленная красота была не нужна ему. Обретая что-то, мы всегда теряем. Но в этот раз потери превзошли все границы. У него не осталось ничего, чем он жил и дышал. Это больно. И это страшно. И страх с каждым днем становится все отчетливей, все яростней, все назойливее. Для чего нужна вечность, если ее не с кем разделить?
Джонатан вошел в темный зал. На этот раз его не стали задерживать и подозрительно разглядывать, а сразу отвели к столику, за которым сидела неповторимая и необъяснимая Милена Мортимер. Он смотрела на сцену. Но взгляд ее был пустым и отсутствующим, словно мыслями она была где-то далеко. Белоснежная кожа, восковая красота. Что-то беззащитное было в хрупкости ее плеч, в повороте головы. Черная прядь упала на лицо, отдельные волоки прилипли к губам. Никогда она не казалась ему такой трогательной и юной. Успевшая переодеться в менее консервативное красное платье с глубоким вырезом, Милена будила в нем невероятные желания и фантазии. Он нерешительно замер, глядя на нее с восторгом и нежностью. Сердце защемило от накативших чувств. А она не замечала его, оставаясь в своем собственном мире, видимом только ей. Народ веселился, пил, танцевал, смеялся. Шум и музыка оглушали, едкий дым щипал глаза, неоновые вспышки слепили глаза. Только Джонатан не обращал на все эти мелкие неудобства внимания. Ничто в этот миг не могло отвлечь его от созерцания любимой женщины. Странно, но несколько дней назад, он и не подозревал, что где-то ходит по земле Милена Мортимер, радуя своей красотой совсем других мужчин, дышит с ним одним воздухом, видит то же небо, улыбается, грустит, смеется. Ему казалось, что вся его жизнь была предчувствием этой встречи. Он ждал именно ее. И до нее он был совсем другим человеком, слепым, бесчувственным, примитивным. Сейчас все обретало другой оттенок, смысл. Удивительно, как за пару дней может изменится мировоззрение человека. Не смотря на все сомнения, Джонатан никогда еще не чувствовал себя таким целостным, таким настоящим и живым.
Он осторожно присел на стул рядом с ней. Что-то мелькнуло в ее глазах. Она наконец посмотрела на него осознанным взглядом, возвращаясь из мира грез.
— Ты пришел? — то ли с удивлением, то ли с насмешкой произнесла она приглушенным мелодичным голосом. На лице женщины отразилась усталость.
— Как видишь. Я своих решений не меняю.
— Это похвально. — она слабо усмехнулась.
— А как насчет твоих обещаний. — напомнил Джонатан, глядя на не в упор.
—
Милена грациозно поднялась, и направилась к лестнице, которая вела в номера. Джонатан смотрел на ее изящную спину, тонкую талию, упругие плавно раскачивающиеся при ходьбе бедра, длинные стройные ноги. Смотрел, и чувствовал, что не в силах сделать и шага, словно пригвожденный к месту.
— Такое бывает, когда рядом королева. — понимающе обратился к нему красивый молодой мужчина в шелковой рубашке с рюшами и кружевами. У него была обманчиво-ласковая улыбка и холодные глаза. "Один из них", — решил про себя Джонатан.
— Я Джозеф, управляющий этим клубом. — представился мужчина. Джонатан рассеяно кивнул ему. — Вы бы поспешили. Я бы не стал ждать второго приглашения.
Грэй последовал его совету. Возле номера с приоткрытой дверью он внезапно вспомнил, что видел этого Джозефа в тот вечер, когда его опоили. Именно он провожал его.
— Это был мой приказ. — послышался из-за двери голос Милены.
— Как ты читаешь мои мысли, когда нас разделяет дверь? — изумился Грэй, входи внутрь. Милена улыбнулась и пожала плечами.
— Это просто. Я могу научить тебя. Ты обладаешь таким же даром. Его передал тебе отец.
— Эдвард? Ты знала моего отца? Но как? — засыпал ее Джонатан, удивленный ее словами.
Милена стояла посредине комнаты со склоненной на бок головой, глаза ее были поддернуты зеленой дымкой, руки вытянуты вдоль тела.
— Я не знала Эдварда Грэя, но, уверена, он был достойным человеком, раз воспитал такого славного молодого человека. Но я знала твоего отца. — произнесла она спокойно, взирая на него своими изумрудами. Джонатан почувствовал, как грудь сдавило от какого-то необъяснимого ощущения, и он прижался спиной к двери.
— О чем ты? Что опять за загадки? — спросил он. В его жилах начала закипать ярость. — На что ты намекаешь?
— Я не намякаю. Я говорю прямо. — она безмятежно улыбнулась, как Моно Лиза с картины Давинче. — Я знала твоего отца.
— Но мой отец — Эдвард Грэй. — по слогам произнес Джонатан.
Милена запустила руку в свою маленькую черную сумочку и извлекла из нее круглый золотой кулон с какими-то иероглифами на тонкой цепочке. Он больше походил на древний амулет, чем на женское украшение или даже орден. Мила подошла к нему и положила кулон в автоматически вытянутую ладонь. Прикосновение холодного металла обожгло кожу. Непонятные образы ворвались в его голову, словно сны издалека, обрывки воспоминаний, размытых, неясных, страшных. Он видел этот орден раньше. Но где? Когда?
— Фамильная реликвия, насчитывающая несколько тысяч лет. — подсказала Милена. Джон растерянно смотрел на нее. Он совсем запутался. — Да, Джонни. Этот орден передавался по наследству каждой женщине вашего рода, как проклятие и как дар Богов. Твоя мать была последней наследницей. Если бы твой отец не нашел ее и не забрал то, что спрятали от нас Боги, то, возможно, сейчас он хранился бы сейчас у твоей сестры, которая непременно родилась бы, не прервись цепочка наследующих. Как оказалось, Боги не всегда дальновидны. Твой отец сумел обхитрить их. Я до сих пор не знаю, как он нашел твою мать.
— Что за бред ты несешь….- яростно начал Грэй, но Милена оборвала его, приложив палец к его губам и ласково улыбаясь.
— Послушай меня, Джонни. А потом решишь, что на самом деле является бредом. — она сделала паузу, чтобы убедиться, что он не станет ее прерывать и готов слушать. — Присядь, пожалуйста.
Джонатан послушался, презирая себя за покорность, и сел в кресло возле кровати. Он в недоумении смотрел, как она неспешно приближается, садится у его ног, и кладет свою тонкую кисть поверх его так, что медальон оказывается зажатым между их ладонями.