Люда Влассовская
Шрифт:
Потом, обратившись к мальчику, он произнес все тем же прерывающимся от волнения голосом:
— Ступай отсюда, здесь не место тебе, Андро! Ступай к слугам, они научат тебя, может быть, благонравию и приличию, достойным твоего княжеского звания.
С пылающими щеками и злобно сверкающими глазами молодой князек вышел из комнаты. Проходя мимо меня, он снова взглянул на меня взором, исполненным ненависти и непримиримой вражды.
В ту же ночь, когда молодые гости Тамары разъехались и сама княжна, нежно простившись со мной, как будто между нами не было никакой размолвки, ушла к себе, я спустилась в сад подышать ночной
Я уже ощущала близость милых призраков… Я видела в лунном сиянии милый облик той, которую потеряла. Моя мать улыбалась мне так живо в моем воображении, что я едва верила, что это были только грезы, а не действительность… Вот выделяется в темнеющей дали маленький призрак моего брата. Какое трогательно-грустное личико, какая кроткая беспомощность во взгляде!.. А за ними высится стройный и прекрасный силуэт, с глазами, полными тоски и грусти, моей незабвенной, милой княжны!..
Я упала на траву, не в силах будучи пережить печальный рой моих воспоминаний, и громкое рыдание, вырвавшееся из моей груди, нарушило безмолвие южной ночи.
Внезапный хохот, прозвучавший громко и резко над моим ухом, сразу отрезвил меня. Я быстро вскочила на ноги, трепещущая и перепуганная насмерть.
Предо мной был Андро. Он стоял, безобразный и торжествующий, в двух шагах от меня, скрестив на груди свои длинные, худые руки, и смеялся.
— Зачем вы здесь? Что вы делаете, Андро? — вскричала я, инстинктивно отступая от него.
— Радуюсь, — ответил он кратко и снова залился своим резким, грубым хохотом.
Так, среди ночного полумрака, едва освещенный сиянием месяца, он казался мне каким-то исчадием ада.
— Чему же вы радуетесь, Андро? — насколько можно спокойнее спросила я его.
— О, многому! — вскричал он, бешено сверкнув на меня глазами. — И тому, что вы так горько плакали сейчас, и тому, что вы боитесь меня! Вы не будете отрицать, конечно, что вы меня боитесь!.. Не правда ли?
— Почему вы так думаете, Андро? — произнесла я как можно насмешливее и веселее.
— Потому, что вы виноваты предо мной. Вы обидели меня и знаете, что князь Андро не прощает обиды никому!
— Что же сделает со мною князь Андро? — усмехнулась я. — Поразит меня своим игрушечным кинжалом в виду дедушкиного дома? Так, что ли?
— Не смейте смеяться, не смейте! — вскричал он, злобно топнув ногой. — Я ненавижу вас, потому что вы выдали меня сегодня! Зачем вы это сделали?
— Я не могла поступить иначе, Андро! — произнесла я убежденно. — Я была только справедлива.
— О, как я ненавижу вас за эту вашу справедливость! — прошипел он злобно. — Сегодня слуги хохотали надо мной, в то время как вы веселились и ужинали с гостями! Они смеялись над моим позором и унижали меня! И старая ведьма Барбале больше других! Я бы убил их всех, если б знал, что не понесу за это кары! Как бы я хотел быть горным
— Я не боюсь ваших угроз, Андро, вы видите, я смеюсь над ними! — произнесла я со спокойной улыбкой.
— Смеется хорошо тот, кто смеется последним! — в бешеном неистовстве вскричал мальчик и, прежде чем я успела ответить ему, исчез в сумраке ночи.
Я медленно побрела в дом. Войдя в мою комнату, я остановилась в изумлении на пороге.
На моей постели, зарывшись в одеяло и свернувшись калачиком, лежала княжна Тамара.
— О, как вы долго не шли, mademoiselle Люда, — вскричала девочка, — я совсем заждалась вас…
— Отчего вы не у себя, дитя? — спросила я ее серьезно.
— Потому что хотела быть у вас, mademoiselle, — засмеялась она, прыгнув мне на шею.
Но вмиг смех ее оборвался, и, виновато глядя на меня своими громадными глазами, она прошептала:
— Вы не сердитесь на меня больше? Вы простили меня, не правда ли?
— За что, моя дикарочка?
— За прабабушкино платье и родовые драгоценности! Но мне так хотелось показаться моим гостям во всей пышности и блеске рода Кашидзе! — заключила она как бы в свое оправдание.
— И вы видели, конечно, что только насмешили их! — улыбнулась я девочке.
— О да, я увидела это сразу, mademoiselle Люда, но из гордости не хотела сознаться в том и когда вы стали уговаривать меня, то наговорила вам еще так много неприятного!.. Простите ли вы меня, душечка?
— Я уже простила вас, Тамара!
— Тебя! — поправила она умоляюще. — О, говорите мне «ты», mademoiselle Люда, — нежно зазвучал ее милый голосок самыми бархатными нотками, — говорите мне «ты», если любите меня, если находите меня достойной. Помните, вы в первый же день вашего приезда сказали, что надо заслужить вашу любовь… Я так старалась сделать это, но я слишком еще глупа… — со смешной гримаской протянула она.
— Напротив! Ты уже сделала это! Я люблю тебя! Очень люблю, моя Тамара! — успокоила я девочку.
Она взвизгнула на всю комнату и, по своему обыкновению подпрыгнув с постели, повисла у меня на шее.
— Вы любите меня! Вы любите меня! — повторяла она восторженно. — А вы не лжете, mademoiselle Люда?
— Я никогда не лгу, Тамара, — отвечала я серьезно и, в доказательство моих слов, крепко поцеловала ее чернокудрую головку.
С минуту Тамара пролежала тихо на моей постели, но потом, когда я разделась в свою очередь и легла подле нее, она лукаво прищурилась и проговорила:
— А кто лучше всех плясал сегодня лезгинку?
— Ты, Тамара! — ответила я, не задумавшись ни на минуту.
— А Андро-то как бесился! — продолжала она с жаром. — Ах, mademoiselle Люда, как он зол на вас, мне говорила Барбале! Знаете ли, что он сказал про вас Барбале?
— Нет, не знаю, Тамара!
— Он сказал в кухне при всех слугах: «Я сделаю то, что эта нищая гувернантка долго будет меня помнить»… И он способен на всякую гадость, mademoiselle Люда! Берегитесь его!
Я сказала ей, что не боюсь Андро, и передала все, что произошло со мной в саду. Она слушала меня с большим вниманием, покачивая своей хорошенькой головкой, потом снова спросила: