Люди без прошлого
Шрифт:
– Ну и шуточки у вас, генерал, - поморщился Муррей, поудобнее устраиваясь в кресле.
– Нам пришло сразу две шифровки: насчет инспектора министерства и насчет журналиста из левой газеты, - доверительно сообщил Бурнетти.
"Ловить каждый жест, каждый звук!" - приказал себе Муррей.
– Вероятно, скоро пожалует второй гость, - проговорил он спокойно.
– В общем, вы в любом случае хотите видеть результаты нашей работы. Не так ли?
– живо спросил Бурнетти и тут же добавил: - Нам есть что показать.
– А может, подождем журналиста, генерал? Чтоб у вас хлопот с ним было меньше!
Бурнетти бросил на него быстрый взгляд:
– Хотите отдохнуть с дороги? Соберитесь с мыслями и за дело!
– Если вы не возражаете, генерал. Бурнетти нажал кнопку переговорника;
– Кристи и Мондиала ко мне. Потом повернулся к Пэну:
– Надеюсь, вам не нужно объяснять направление наших исследований?
– В общих чертах я в курсе, - поднял ладонь Муррей, хотя относительно исследований, проводимых на базе, он догадывался очень смутно. Догадки-то, собственно, и толкнули его на эту рискованную поездку.
– Вы занимаетесь поисками средств устойчивого воздействия на психику солдат, а если шире средств для изменения стереотипа мышления.
– О, как вы здорово сформулировали! Такая словесная эквилибристика украсила бы любую газетную полосу.
– Ну нет, - покачал головой Пэн, - стиль инспекторских отчетов всегда витиеватый. Газетам до нас далеко.
Генерал встал, расправил грудь, чуть-чуть потянулся и произнес с нескрываемой гордостью:
– Мы не просто воздействуем на психику человека, мы кардинально меняем ее.
Запищал зуммер переговорника. Бурнетти нажал кнопку:
– Слушаю.
– Господин генерал, в приемной Роберт Мондиал и Поль Кристи.
– Пусть войдут... Знакомьтесь, наши ученые. Господа, - обратился он к вошедшим, - к нам прибыл инспектор министерства.
Пэн приподнялся:
– Пэн Муррей.
– Поль Кристи, - представился высокий, в гражданском костюме, улыбающийся молодой человек.
– Роберт Мондиал, - словно нехотя произнес второй, среднего роста, плотный и медлительный, в очках и в военной форме без знаков отличия.
– С чего начнем, господа?
– спросил их генерал.
– Мы покажем инспектору наш фильм, - предложил Кристи.
– А потом ответим на его вопросы.
Генерал, не садясь в кресло, глядел на Пэна. Тот кивнул:
– Хорошо, давайте фильм.
...На экране под усиленной охраной автоматчиков шествовала странная колонна: смесь штатских и военных в незнакомой Муррею форме. Вероятно, здесь были жители всех материков: черные, коричневые, смуглые, желтокожие, белые... Молодые мужчины и женщины, дети...
– Из дружественных стран нам поставляют богатый материал, - комментировал Бурнетти, сидя за спиной Муррея.
– Здесь в основном политические заключенные, приговоренные к длительным срокам, военнопленные... А свою судьбу - либо тюремное заточение, либо свобода после одного эксперимента они выбирают добровольно. Но "добровольцев", как отметил Муррей, тщательно охраняли. Проплывавшие на экране лица были суровыми и скорбными.
– Для эксперимента, - продолжал генерал, - нам нужны именно такие люди: фанатичные противники нашей политической системы, самонадеянные носители бредовых идей... Изменить их образ мыслей, их психологию - особенно важно.
Теперь на экране возник интерьер лаборатории: приборы, генераторы, замысловатый аппарат с объективом вроде фотографического, перед ним кресло.
– Это и есть прибор направленного воздействия на психику?
– спросил Муррей.
– Не совсем, - раздался голос Кристи.
– Это аннигилятор памяти...
– Наша новинка, - вставил Бурнетти.
– В министерстве о нем не знают.
Мондиал молчал. Он сидел на стуле рядом с Мурреем, опершись ладонями о колени, и был похож на изваяние, высеченное из каменной глыбы не особенно искусным скульптором. Пропорции соблюдены не точно. Большая голова с крупными чертами лица не монтировалась с легкой фигурой. Пальцы рук с утолщенными суставами словно бы недостаточно отделаны.
А на экране разворачивались новые события. В лабораторию по одному заходили люди, их сажали в кресло перед установкой, Кристи нажимал на какую-то кнопку. Раздавался легкий щелчок, как у фотоаппарата, и лицо человека в кресле вмиг изменялось: складки разглаживались, черты лица делались аморфными, человек удивленно разглядывал оборудование, ученых...
– Мы приглашаем людей для фотографирования, - пояснил Кристи.
– Просто, без хлопот. А потом щелк - и все. Мгновенное облучение. Глубокий электрошок начисто стирает у человека память. Результаты вы сейчас увидите.
Люди на экране казались теперь растерянными и подавленными. Безвольные лица, робкие, скованные движения. Расширенными глазами они смотрели на Кристи, который задавал им элементарные вопросы:
– Ваша фамилия? Имя?
– Не помню.
– Сколько вам лет?
– Не знаю.
– Где вы родились? Недоуменное пожатие плечами.
– Какое у вас образование? Специальность?
– Забыл.
– Ваша национальность?
– Не могу вспомнить.
– У вас есть семья?
– Ничего не помню.
Сменялись перед Кристи лица, несколько варьировались вопросы, и лишь ответы оставались те же: не помню, не знаю, забыл...
Для Пэна это было так неожиданно и так жестоко! Все его существо протестовало против происходящего. Чтобы не выдать охвативших его чувств, он сидел неподвижно и молчал. Потом, мысленно отрепетировав интонационный рисунок фразы, спросил:
– А как же они не забывают язык?
– Слова - первое обретение человека в этом мире. В его интеллекте они укореняются прочнее прочих факторов. Кстати, это и есть достоинство нашей установки. Аннигилированные остаются почти полноценными людьми.
– Однако облучение меняет их, - заметил Пэн.
– Это естественно. Ведь у подопытного внезапно обрываются все связи с миром. Но стоит кому-нибудь вступить с ним в контакт, как он тут же вспоминает язык и становится нормальным человеком с абсолютно здоровой психикой.