Люди, боги, звери
Шрифт:
Подробное изучение карт позволило найти группу холмов Табун Тологой по дороге к Барге. Один из них носит название Каган Тологой. В той части Монголии находится много гор с пещерами и гротами природного происхождения. Взрывной заряд, помещенный у входа одной из них после внесения туда ящиков мог навсегда закрыть вход внутрь. Роман Унгерн фон Штернберг живет в песнях номадов. Он оставил после себя долгую память. Она жива до сих пор.
Тайна колчаковского золота
Фамилия Витачков надолго осталась в памяти жителей пригородной Варшавы. Основатели и владельцы Центральной лаборатории шелкопрядства в Милянувках во время оккупации, рискуя жизнью, выкупали шелком и спиртом детей, схваченных на улицах столицы и вывозимых в Германию. В конце войны они приняли в недостроенный, но убранный фабричный зал целый Дом для сирот им. Ксендза Бодуэна, эвакуированный из сражавшейся и погибающей Варшавы. Сами Витачки, выращивая шелк, занимали небольшой дворик в Жулвине. Во время восстания они приняли десятки беженцев. Среди них были: Мария Домбровская, Анна Ковальская, Станислав Полляк и… Антоний Оссендовский. Станислава Витачек сохранила письмо, датированное августом 1942 года, которое было началом их знакомства:
«Я решил остаться на родине, чтобы все видеть, все испытать и со временем принести этим пользу народу, объясняя всем свою роль в разыгравшейся трагедии. За все время болезни жены я не брал в руки пера, так как должен был гоняться за деньгами, работая по 18 часов в сутки. Теперь я должен как-то поправить свой бюджет и найти возможность литературной работы.
Длинное и дорогостоящее лечение, госпиталь, операция и в конце концов похороны (супруга Оссендовского умерла 27 августа 1942 года. — В.М.)…поставили меня в такую ситуацию, что я уже не в состоянии помогать своим сестрам и племянникам, которые финансово почти полностью зависят от меня.
В это тяжелое время я обратился к нескольким фирмам <…> с просьбой предоставить мне товар по средним или сниженным ценам, что позволило бы мне иметь некую прибыль при его продаже. За предоставленный товар я плачу сразу при его получении.
С такой же просьбой я обращаюсь к уважаемой пани и надеюсь, что Вы рассмотрите мое предложение»…
Товар, который хотел получить Оссендовский по оптовой цене, был милянувский шелк. Сестра, вдова министра Ященовского, у него была только одна, правда, она была достаточно обеспеченной. Племянников у него не было, хотя, может быть, он считал племянником внука вдовы проф. Залевского.
В период оккупации, чтобы выжить, не гнушались никаким трудом. В случае с нашим героем дополнительным допингом к увеличению доходов была женщина. Пани Леонтина, бойкая сорокалетняя врачиха, вдова с почти уже взрослой дочерью, решила, что будет идеальной музой для «польского Бальзака». Не исключено, что Оссендовский собирался жениться третий раз. В канцелярии прихода Св. Якоба в Варшаве 29 сентября 1942 года в присутствии свидетелей был составлен «акт возвращения» Оссендовского к католической церкви. С новой дамой сердца теперь он мог спокойно идти к алтарю.
В феврале 1943 года, когда Оссендовскому было уже 65 лет, он вступил в Столичную народную партию, где получил цифровой псевдоним 2029. На кандидатском собрании он сообщил в ведомство, занимавшееся шифрованием, что знает английский, французский, русский, немецкий, испанский, итальянский, китайский и монгольский языки. Как всегда, он преувеличивал. По-монгольски, кроме «добрый день», он точно ничего не знал. По-китайски, думается, тоже. Подготавливаясь к конспиративной работе, он прошел специальный курс. Переведенный в отдел образования и пропаганды, он получил руководство над педагогическим кружком, который разрабатывал учебные программы для будущей независимой Польши. Позднее, подчиняясь непосредственно Казимиру Прухнику, он начал организовывать литературный кружок. Казимир был членом Главного правления Народной партии и представлял эту партию в Департаменте просвещения под руководством Чеслава Выцеха. Оссендовский, поддерживая живой контакт с Прухником, был непреклонным антагонистом Выцеха, считая, что последний слишком хорошо относится к коммунистам.
Оссендовский боялся ареста, поэтому часто ночевал у своего друга Брошкевича. Неохотно выходил Оссендовский из дома в город, аргументируя это тем, что «имел лицо орангутанга и любой гестаповец мог идентифицировать его за секунду». Это нежелание выходить из дому было причиной того, что почти все собрания и совещания, в которых он принимал участие, проходили в его комнатах. Его товарищ по подпольной деятельности Тадеуш Ма-чиньски — «Прус» из батальона «Густав» оценивал его труды в этой области очень высоко и утверждал, что «он [Оссендовский] не только показывал юношеский энтузиазм и энергию, но и его разработки на тему направлений и программ обучения молодежи в возрожденной Польше имели большую ценность». В одном из последних писем к знакомым Оссендовский писал: «Я провожу бессонные ночи за написанием новой книги. Одну я уже закончил и начал новую: „Жизнь и движение должны продолжаться до последней минуты“».
К концу оккупации Оссендовский выглядел плохо. Он сник, барахлило сердце. Пессимистичные прогнозы врачей не удивляли писателя. Он верил в предсказание, которое когда-то услышал от хутух-ту — аббата монгольского монастыря, что он не умрет, пока Унгерн не напомнит ему, что пришел час расставания с жизнью. Он часто вспоминал это предсказание в кругу друзей, и они уверены, что оно сбылось. Свидетели утверждают, что в Жулвине Оссендовского нашел немецкий офицер, который представился как лейтенант фон Унгерн-Штерн-берг. Писатель умер вскоре после визита Унгерна — 3 января 1945 года и был похоронен на кладбище в Милянувках.
Существует версия, объясняющая факт посещения Оссендовского кем-то из Унгерн-Штернбергов. Это поиски завещания «последнего монгольского хана», о котором что-то должен был знать польский писатель. Он также мог подсказать, где «Кровавый барон» спрятал свой клад. Тема «сокровищ Кровавого барона» и «секрета Оссендовского» время от времени всплывает в сенсационных рубриках средств массовой информации.
11 апреля 1920 года иркутская газета «Власть труда» опубликовала сведения о том, что найдено примерно 20 ООО пудов золота на сумму около 410 миллионов рублей, или две трети из запасов золота, забранного Колчаком двумя годами раньше из сейфов казанского банка. Белые смогли в течение двух лет пустить в оборот свыше ста тонн золота. Командующий Азиатской конной дивизии тоже обладал частью «колчаковского» золота. Прибавилось к ним также конфискованное имущество жертв белого террора в Забайкалье, отнятые у китайцев трофеи и подарки от монгольских феодалов. Перед смертью барон вручил кому-то из верных соратников письмо, предназначенное для родственников, которые жили на Балтийском побережье. К письму было приложено завещание. Его исполнителем стал ху-тухту одного из крупнейших монастырей в Монголии. Если в течение 50 лет не объявятся законные наследники, то весь клад должен был пойти на нужды ламаизма. Полвека после экзекуции барона минуло 17 апреля 1971 года.
В середине 50-х годов журналист Ежи Каспшицкий на страницах журнала «Пшекруй» сообщил, что письмо с завещанием барона было передано немецким инженером из фирмы AEG, которая строила электростанцию в начале 30-х годов. После революции Монголия оказалась втиснутой между двух азиатских громадин и практически была отделена от мира. Единственную железную дорогу, проходящую по ее территории, построили только в 50-х годах.
Неизвестно, выяснится ли когда-нибудь, зачем «родственник» барона Унгерн-Штернберга в немецком мундире перед самым вступлением Красной Армии в Польшу искал Оссендовского. На следующий день после неожиданного визита писатель умер. Информация о поисках Оссендовского кем-то из рода Унгернов стала известна благодаря «Пшекрую» значительно позже. Пришло много писем от читателей. Под наиболее интересным стояла подпись «Шем-ли-Кетлинг С.З. подполк. В.П.» Его отправитель считался одной из наиболее ярких фигур движения Сопротивления. Преисполненный инициативы предводитель PLANa, сражавшийся в восстании во главе Павловской бригады и одновременно мнимый агент гестапо, которого военный суд Армии Крайовой приговорил к смерти. Приговор должны были исполнить солдаты из отряда капитана Матушчика. Кетлинг получил пулю в бок, но выжил. Так как существовало подозрение, что мотивом обвинений были интриги личного характера, продиктованные соперничеством разных подпольных организаций, генерал Грот-Ровецкий, предводитель Армии Крайовой, решил все это выяснить после войны. Приговор был отменен. После поражения восстания Шем-ли-Кетлинг использовал документы на имя Оскара Ромера. Во время драматических событий ему удалось вместе с группой друзей вырваться из разрушенного города и, чудом избежав арестов, добраться до Милянувок. Там его узнала какая-то фольксдойча и донесла. В гестапо узнали, что он является родственником графа Ромера, бывшего министра иностранных дел. Может быть, известны были также обвинения, направленные в его адрес кем-то из АК… Дело, однако, было слишком громким, чтобы его можно было представить к сведению немецких властей. Арестованного передали разведывательным органам IX штаба армии фон дем Бах-Залевского.
Им занялся зондерфюрер Дёлердт. Во время допроса он признался «родственнику» графа Ромера, что тоже происходит от курляндских баронов, обосновавшихся в России. Русским языком он владел бегло. На очередном допросе он просто спросил: «Я полагаю, что вы разделяете взгляды своего дяди на внешнюю политику?». Не получив вразумительного ответа, он продолжал: «Я говорю о вопросе войны с Советской Россией. Ваш дядя, граф Ромер, был сторонником „крестовых походов на восток“. Монолог продолжался: „Пожалуйста, рассмотрите все шансы. Я понимаю и хорошо оцениваю ваши сомнения по поводу возможного сотрудничества с Германией, но поймите, что только с Германией вы, поляки, можете отвернуть себя от советской опасности. В Берлине мы создаем польское правительство для войны с Советской Россией и предлагаем вам участие в этом правительстве.