Люди долга и отваги. Книга первая
Шрифт:
Со стороны крепости нарастал гром артиллерийских залпов. Неподалеку от Каштановой улицы увидел фашистов. Они шли клином по путям в сторону вокзала и к бункерам по направлению к электростанции. Я прикинул — человек двести, не меньше. В руках автоматы. Морды веселые.
«Нет, это не пограничный инцидент, — подсказал мне солдатский опыт. — Война!»
Мгновенье раздумывал, броситься ли к своим, предупредить их или бежать в крепость. Словно заново услышал слова Середы: «От быстроты твоих ног и от твоей головы будет зависеть, куда и чьи пойдут поезда». Нет, только в крепость! Я помчался что было сил на грохот
— Куда, дура, прешь? — кинул один на бегу. — Давай обратно!
Я только рукой махнул. Но на подходе к крепости понял: кругом немцы. Однако вернуться назад уже не мог — это значило бы не выполнить приказа.
Теперь я двигался с кошачьей осторожностью, скрываясь за деревьями, зданиями. Из-за угла одного из них мне наперерез двигался толсторожий, тоже в нашей форме. Но я уже понял, что к чему: гимнастерка топорщилась, как у того, первого, которого я встретил на путях, и еще выдавали ботинки — на толстенной подошве, автомат тоже был немецкий. Но даже потому, как спокойно он держался в то время, когда кругом все кишело фашистами, было ясно, кто он… Выстрелил, не раздумывая. Стояла беспрерывная пальба, на мой выстрел никто не обратил внимания, я схватил чужой автомат и припустил дальше.
Возле крепости гудела такая густая канонада, что заложило уши. И думать было нечего пробраться туда через ворота. Бросился к валу. Немцы меня заметили не сразу, а когда опомнились, открыли стрельбу. Но было уже поздно — я перевалил через вал. К валу со стороны крепости бежали красноармейцы, человек пятьдесят. Многие из них были без гимнастерок, в ботинках без обмоток. Меня остановил старший лейтенант, спросил, кто я и откуда. Услышав ответ, он весело крикнул, чтобы все слышали:
— Ну, ребята, с нами милиция. Значит, будет порядок!
Я оглянулся и то, что увидел, заставило промолчать о подкреплении для вокзала. Ребята здесь нуждались в ней не меньше моих товарищей. Мелькнула спасительная мысль: скоро подойдут наши войска и я сумею добиться отправки бойцов на вокзал.
Мы стали окапываться. Ураганная стрельба из пулеметов, автоматов и минометов не затихала. Мы отстреливались, но огонь нарастал с каждой минутой…
Рассказ Николая Мартыновича Янчука, участника обороны Брестского вокзала, секретаря комсомольской организации линейного отдела милиции:
Мы лежали на Западном мосту, сжимая в руках новые, недавно полученные в отделе винтовки, и напряженно разглядывали приближающихся фашистов. Никто из нас их прежде не видел. Ждали, когда подойдут совсем близко. Воробьев сказал: «Стрелять только по цели! Патроны беречь!» И мы ждали.
Они шли, растянувшись цепью во всю ширину путей, которые здесь, за мостом, разбегались особенно раздольно. Шли в три шеренги. Я начал считать и сбился со счета. Наверное, от волнения. И без счета было видно, что врагов во много раз больше, чем нас.
Они подступали все ближе. Уже можно разглядеть их лица. А Воробьев все не подавал команды. Зудели от нетерпения руки, ныла от напряжения спина. Тошно было глядеть, как нахально, совсем не таясь, идут фашисты по нашей земле, словно позируют для экрана. Без касок. Все обвешаны гранатами. Рукава засучены. Автоматы наперевес. Наверное, вот так, по-хозяйски, они проходили по городам Европы, чувствуя
Особенно запомнился один. Высокий, рыжий. На холеном лице — самодовольная ухмылка. Расстегнутый китель обнажал длинную белую шею. Я ненавидел их всех, но этого рыжего возненавидел с особой лютостью, вместив в нее все горе, которое нынче на рассвете обрушилось на мою Нину, леденящий страх за нее, крики обезумевших женщин на вокзале, ужас, застывший в детских глазах, всю порушенную нашу жизнь.
Вчера вечером мы с Ниной были в городском парке на симфоническом концерте. Слушали светлую незнакомую мелодию, смотрели друг на друга, и нам казалось: эта песня без слов о нашей любви. Еще месяца не прошло с нашей свадьбы. После концерта мы бродили в парке до полуночи, переполненные беспредельной радостью. Хмелея от нее, я чувствовал, что смогу достать с неба любую звезду и положить ее на горячие Нинушкины руки. Как цветок. А мелодия все пела и пела в нас, обещая долгое счастье…
И вот теперь этот рыжий, с гнусной ухмылкой, шел по нашей земле, топча мое счастье, и я даже не знал, где сейчас в пылающем городе моя Нина, жива ли, что будет с ней завтра.
Я взял рыжего на прицел. Фашисты подходили все ближе, а Андрей Яковлевич по-прежнему молчал. Нас немцы не видели и, судя по их веселым голосам, даже не подозревали, что встретят сопротивление на пути к вокзалу.
Когда наконец по знаку Воробьева грянули наши залпы, заговорили пулеметы, немало фашистов осталось лежать на путях, и мой рыжий тоже. Оставшиеся в живых кинулись врассыпную под защиту товарных вагонов.
Разгоряченные первым успехом, мы с нетерпением ждали, когда фашисты покажутся вновь, но они затаились.
Что-что, а стрелять мы умели. Спрос за стрельбу был очень строгим. Скидок не делалось никому. Даже для единственной женщины в отделе, веселой, отзывчивой, не по-женски смелой Татьяны Фомичевой. Впрочем, ей скидка была ни к чему — она стреляла отлично. Теперь, вступив в настоящее сражение, мы с особой силой поняли, что искусное владение оружием удесятеряло силы.
Немцы неожиданно вынырнули из-за вагонов и бросились к мосту. Прицельный огонь снова заставил их отступить за состав. Они не высовывали носа до тех пор, пока над нами не закружил немецкий самолет. Он сделал несколько заходов на бреющем полете, поливая нас огнем из пулеметов. Воспользовавшись этим, гитлеровцы опять хлынули к насыпи, надеясь обойти нас с фланга. Разгадав их маневр, Воробьев приказал отходить и занять вторую линию обороны возле вокзала. Продолжая строчить из пулемета, он прикрыл отход и вскоре присоединился к нам.
У вокзала он дал команду укрыться за посадочными площадками. Лучше этой позиции для обороны найти было трудно. От вокзала к нам кинулись военнослужащие, железнодорожники, которых мы тут же снабдили оружием. Они устроились рядом с нами.
Шел восьмой час утра…
Немцы появились с южной стороны. Но теперь они шли крадучись, стараясь подобраться к вокзалу незаметно, под защитой стоявших на путях вагонов. Скрытые за посадочными площадками, мы молчали. Перрон и платформы были пустынны. Фашисты осмелели, пошли в рост. Мы подпустили их совсем близко и по команде Воробьева стали стрелять почти в упор. Били наверняка. Немцы залегли, пустили в ход гранаты. А у нас их не было совсем.